Град огненный
Шрифт:
Но было бы куда лучше, если бы лейтенант спросил мое мнение.
Если бы он его спросил — я бы с уверенностью ответил, что не верю в самоубийство Пола. Как никогда не поверю ни в одно самоубийство васпы, потому что такого никогда не случалось в прошлом и не произойдет в будущем. Потому что одного взгляда на Пола хватило, чтобы понять — кто-то убил его.
3 апреля, четверг
…я чувствую запах — его не спутаешь ни с чем. Запах копоти и свежей крови. Он забивает рецепторы, им пропитался
— Господин, пощадите! Не оставляйте ребенка без матери!
Женщина ползет на животе, ломает ногти о дощатый пол. И я вижу себя со стороны — неподвижную сгорбленную фигуру, подсвеченную сполохами пожара. Лицо безэмоционально и мертво, как треснувшая глиняная маска — лицо чудовища, лишь отдаленно напоминающего человека.
— Где… неофит? — онемевший от долгого молчания язык с трудом находит и выталкивает нужное слово.
Странно, что этот глухой и хриплый голос тоже принадлежит мне.
Женщина плачет, целует разбитым ртом сапоги. От нее пахнет кровью и страхом. На тонкой белой шее пульсирует жилка: поддень ножом и на руки выплеснется целый фонтан горячей и яркой крови — хороший подарок для того, кто вынужден существовать в холодном и сером мире.
Мое сердце бьется в такт ее причитаниям. Это пьянит, будоражит давно остывшую кровь. Я чувствую, как в груди разливается тепло, и сладко ноет внизу живота, а голова плывет, наполняется туманом. Сладко. Так сладко и горячо.
Я достаю нож — лезвие заточено и надраено до блеска. При виде его женщина начинает выть, а я улыбаюсь — бесстрастно и холодно, так умеют улыбаться только васпы.
Крики разрастаются, вплетаются в гул огня и рев вертолетных лопастей, затем сливаются в один дребезжащий нарастающий звук…
Будильник разрывается до тех пор, пока я не хлопаю по нему ладонью, погружая квартиру в привычную немоту и тьму. На часах — 6:30, и хотя световой день стал увеличиваться, в это время солнце еще скрыто тяжелыми облаками, и за окном царят сумерки.
Я поднимаюсь быстро — сказывается военное прошлое. Но в ушах еще стоит надрывный плач, а пальцы мелко подрагивают, будто все еще сжимают рукоять ножа. Поэтому я бреду в ванную, шаркая по дощатому полу, как дряхлый старик. Облезшая краска тянется следом, как красноватые струпья. И не задумываюсь над тем, вес ли собственного тела пригибает меня к земле или тяжесть нажитых грехов.
В ванной я достаю из шкафчика стеклянный пузырек и вытряхиваю на ладонь капсулы: утром — белая и голубая, вечером — белая и красная.
Каждый из нас обязан поддерживать себя медикаментозно, это одно из условий сосуществования васпов и людей. Но когда тебе каждую ночь снятся кошмары — таблетки не кажутся такой уж тяжелой повинностью. Я хочу сказать — иногда они действительно помогают. По крайней мере, меня больше не преследует запах копоти и крови, а мир обретает прежнюю четкость.
Запив таблетки водой из-под крана, я замираю, подставив голову под ледяную струю. Другой и нет: горячую воду месяц как отключили за неуплату (сюрприз, но в мире людей не меньше неприятностей, чем в мире васпов, и необходимость
Я думаю над этим, пока бреюсь старой электрической бритвой — быстро и не очень аккуратно. Не люблю слишком долго разглядывать себя в зеркале — отсутствие глаза и шрамы во всю щеку не придают мне симпатии, безотносительно того, скрыты они повязкой или нет и насколько хорошо я выбрит. И это еще одна причина, по которой люди стараются обходить меня стороной.
Не говоря уже о женщинах…
Я думаю, а не была ли смерть Пола связана с женщиной? Жизнь в новом для нас мире порой подбрасывает такие проблемы, к которым мы оказались попросту не готовы. И одна из них — отношения с женщинами. За один год не компенсируешь всего, что упущено более чем за двадцать лет. Молодежи в этом плане придется легче, а вот у старших почти нет надежды. Но чтобы Дарский офицер вешался из-за бабы? Чушь! Ты ведь никогда не пасовал перед трудностями, Пол. Так почему же сдался ты?
Я выхожу из дома за полтора часа до начала рабочей смены.
Это может показаться забавным, но у меня действительно есть работа. Скажи мне кто-нибудь об этом года три назад — и я бы вырвал наглецу язык. Но факты остаются фактами: теперь все васпы — добропорядочные и законопослушные граждане. Правда, в отличие от прочих, являющихся людьми, в наших документах стоит дополнительный желтый штамп — разрешение жить и трудиться в обществе. Это — билет в новую, мирную жизнь. Но также и напоминание, что за малейшую провинность меня ожидает смертный приговор без суда и следствия. Бешеную собаку надо держать в наморднике, не так ли?
Весна в этом году слишком ранняя: снег сошел в конце марта, а столбик термометра уже к полудню достигает достаточно высокой отметки. Не слишком комфортно для меня: за двадцать с лишним лет можно отвыкнуть от тепла и света. Но утром еще стоят заморозки, поэтому свой путь от дома до работы я расцениваю, как утреннюю пробежку.
Не сказать, что я такой большой любитель пеших прогулок или противник общественного транспорта. Отнюдь. Просто последний раз, когда я пробовал проехать в автобусе, добрая половина пассажиров инстинктивно оказалась в противоположном от меня конце салона. А мамашам пришлось успокаивать плачущих детей. Помню, какая-то смелая девчонка дернула маму за ухо и, тыкая в меня пальцем, громким шепотом спросила: "Этот дядя — Бабай, да?"
Радует, что даже в стремительно меняющемся мире некоторые вещи остаются неизменными.
Я привычно срезаю путь через сквер с маленьким и аккуратным фонтаном. Вечером здесь собираются молодые парочки, но утром — ни души. Если остановиться здесь на несколько минут и закрыть глаза, то может показаться, что это не пресная вода журчит, перекатываясь по гранитным плитам, а шумит прибой. Тогда земля под ногами становится зыбкой, как корабельная палуба. И глубоко-глубоко, там, где цвет воды становится синее и насыщеннее, медленно проплывают тени морских гигантов — китов.