Град разбитых надежд

Сумеречный Эльф / Сумеречный_Эльф

К тому же подбадривал Ли, заставлял шуточно соревноваться, хотя такие игры напоминали салочки с малым ребенком, чьи крошечные ноги не способы обогнать взрослого. Джоэл злился на себя, но соглашался продолжать ради Ли: похоже, так любимый отвлекался от мрачных впечатлений минувшего утра. Ради Ли он всегда принимал любую игру, любую условность или нелепость. В этом крылась своя потаенная радость, их молчаливая добрая тайна.

— Да, упал-отжался, вот так! — хвалил напарник. Отжиматься с кулаков получалось довольно легко: Джоэл просто не опирался на раненую ногу, а руки все-таки пострадали меньше всего в сражении с Легендарным Сомном. Хоть в чем-то повезло.

—

Ну все, беремся за оружие, а то меч заржавеет, — сказал самопровозглашенный тренер. Джоэл только раздраженно фыркнул, но тут же одернул себя: нет, он не считал себя лучше всех, не верил, что после такого перерыва реально не потерять форму. Он боялся. Да, просто по-мальчишечьи боялся показаться самому себе слабым неудачником, который впервые держится за рукоять клинка. Впрочем, меч Нейла Даста лег в руку, как ее продолжение.

И напарники сражались, как в прежние времена. Джоэл размахивал мечом Нейла Даста, обернутым кожаными ремнями. Отрабатывал сначала простые прямые удары, терпеливо испытывал свои силы, осторожно следил за дыханием. Несколько раз давился воздухом и срывался в кашель, но быстро восстанавливал ритм вдохов-выдохов и коротких шагов.

— Да что ты на месте топчешься! — посетовал Ли, когда Джоэл обманным приемом почти выбил меч у напарника. Все-таки не забылись старые штучки, и прокусили ему ногу, а не запястье.

— Для победы необязательно бегать. Не эффектно, зато эффективно, — хрипло бросил Джоэл.

— Э-э-эх, учитель нашелся! — пожурил Ли, легко блокируя удар. — Это если с человеком. А сомна-то еще догнать надо.

— Могу и побегать, — разозлился Джоэл и двинулся вперед, обходя Ли с разных сторон, огибая его для нанесения более точного удара. Так они привыкли сражаться с чудовищами — не с равным противником, вооруженным мечом, а с опасным зверем. Но Ли поворачивался быстрее, Джоэл не сбавлял темп, входя в боевой раж.

Что хуже всего: он переставал видеть возлюбленного. Перед глазами поплыли картины последнего боя, Легендарного Сомна, черных линий и множества фарфоровых масок, сквозь которые глядела смерть. Память воина осталась навечно в той кровавой ночи безвременья и погибели.

— Все, Джо, хватит. Ты устал, — как сквозь вату, донесся голос Ли, пока Джоэл бессмысленно кидался с мечом вперед. Маски, он видел маски. Одну маску, о которой предупреждала старуха в черной шали, главную, которую он все еще не разбил.

— Они здесь, они… — шипел он.

— Джо! — закричал Ли, отбрасывая меч и ставя подлую подножку. Джоэл едва устоял от неожиданности, но заботливые руки тут же подхватили его, не позволив пропахать носом песок арены.

«Проклятый посттравмат… Прости, Ли! Хорошо, что ты быстрее меня. Я теперь, похоже, и впрямь гожусь только для кабинетной работы», — обругал себя Джоэл, останавливаясь и тряся головой. Видения и образы рассеивались, притуплялись, как и воспоминания о боли. Но белесая нечеловеческая маска все еще плыла перед замутненным взором, повисла в воздухе черной воронкой, в которую втягивались невинные души. Ныне страшный смерч самого Змея кружил прямо над Академией.

Джоэл задрал голову к небу и отчетливо увидел, как множество трупов парит в воздухе неясными тенями. Снова видения посетили его столь же ясно, как в день бунта юго-западных трущоб. И на этот раз он почти не сомневался в их реальности, вслушиваясь в пение и рык. Пение! О ужас! От увлекаемых к воронке тел исходило пение, они еще были живы, но уже обречены. Какофония звуков нарастала жутким гулом бессильного отчаяния до тех пор, пока Ли не помахал перед лицом рукой.

—

Эй? Джо? Все в порядке?

— Устал… устал… нет! — просипел Джоэл, не желая признавать, что задыхается. Изодранное тело благодарно принимало легкую по прежним меркам тренировку лишь до определенного момента, позднее — начало разносить покалывание по мышцам, давить спазмами горло. С каждым шагом огнем наливалась правая нога. Джоэл тяжело привалился к бортику арены, цепляясь за иссеченные ветхие доски, как тонущий рыбак за обломки лодки.

— Пойдем домой? — предложил Ли, виновато, почти умоляюще.

— Нет, продолжим… попозже, — прохрипел Джоэл. Перед глазами прыгали черные точки, свиваясь напоминанием о черных линиях искаженного мира. Неужели именно из них состояло все сущее в их прогнившем городе? Не хотелось верить, ведь Вермело был живым, все еще живым, порой ужасным, а порой и по-своему прекрасным. Еще накануне все вокруг представало радостным, волшебным. Их сказочный день в яблоневом саду просто не могли незримо опутывать эти гадкие темные канаты небытия. Джоэл не верил и не желал пропадать в дебрях метафизики. Реальность намекала ему, что он просто вымотался на крайне непродолжительной тренировке — никаких лишних фактов. Никаких. И даже воронка в небе исчезла, растворилась вместе с парящими мертвецами. Но действительно ли исчезла? Или лишь спряталась от нежеланных глаз? Джоэл очень хотел списать все на посттравматический синдром.

— Что, Джо, болит? — донесся мрачный скрипучий голос, будто кто отварил старую калитку. Из-за деревянных трибун показалась сутулая фигура, и Джоэл сощурился, чтобы рассмотреть ее. Сперва он видел только непонятного чужака, подкравшегося из тени. Но вскоре человек вышел на солнце, неохотно заливавшее пыльную арену сквозь белесую дымку набежавших облаков.

Подошла Энн, серая, как уголь, опустошенная. Неузнаваемо опустились ее плечи, незнакомо болтался сложенный вдвое ненужный рукав плаща. Она глядела из-под неровно свисавших косм, измученная, с черными синяками под глазами, совершенно нездоровая на вид. Если во время похода в театр ее подавленность как-то скрашивал праздничный наряд да тусклое освещение в зале, то теперь, в унылой форме наставницы академии, Энн выглядела старше своих лет, озлобленная, оглушенная тоской, выпитая до дна.

— Болит, — признался Джоэл, отводя взгляд. Вероятно, он тоже слабо напоминал бравого охотника, который еще весной показывал лучшие приемы восхищенной стайке девочек. И сколько тех девочек уцелело теперь, к концу лета, к Празднику Урожая? Не хотелось об этом вспоминать, как и о том, сколь мрачно и убого теперь выглядит обычно аккуратная академия. Взгляд не замечал очевидных вещей, симптомов неведомой болезни: мусора по углам, угрюмых часовых, безлюдье. Все потеряло привычный облик. Все изменилось безвозвратно.

— Теперь все время будет болеть, — мрачно «обнадежила» Энн, прозаически добавив: — Попроси у Цитадели обезболивающие. И вперед. Мне вот выписали, сказали, что через год, возможно, пройдет. А, возможно, и нет. Наплевать им…

Воцарилось неловкое молчание, повисло жужжанием редких мух. Они черными кляксами рассекали полотно воздуха, как неверные слова в бессмысленном разговоре.

— Энн… соболезную насчет… насчет Лулу, — неловко сказал Джоэл.

— Лулу, глупышка Лулу, как вы все ее любили называть. Не такой уж она была глупышкой и меч держала неплохо. Да… — отстраненно вздохнула Энн, но резко, почти с вызовом бросила: — Думаешь, Луиза была единственной в эту ночь? И в предыдущие ночи. Думаешь, она одна обратилась в казарме?