Град разбитых надежд
Шрифт:
«Охотникам не дают спать больше пяти часов, чтобы их не убили собственные кошмары, — говорила Стелла. — По-моему, это глупо. Что мешает найти того, кто будет сторожить твой сон?»
Со Стеллой они охраняли сны друг друга три года. Три прекрасных года любви и сотрудничества. Она научила лучшим приемам фехтования, гоняя на тренировках до седьмого пота, она же познакомила с потаенными усладами страсти. Вместе они ничего не боялись, кидались без раздумий в пекло. И считали, будто весь мир однажды покорится им, услышит их, а все монстры содрогнутся от их отваги. Джоэл ощущал себя непобедимым
Вечность уместилась в три мимолетных года. Потом Стеллу убил сомн. Все померкло и рухнуло. Глупой мечты больше не существовало.
Джоэл помнил ту ночь. Они бежали по крышам, Стелла по привычке сквернословила, на лице ее читалась дикая веселость — ее способ борьбы со страхом, ее кредо. И Джоэл принимал такую игру, он тоже улыбался, тоже смеялся в лицо опасности. До той ночи.
«Вот тварь, куда он делся?» — шипела она, когда сомн скрылся во мраке. Инстинкты до предела обостряли стимуляторы. Они прислушивались и озирались по сторонам, но все равно пропустили смертельный удар когтей.
Враг подкрался со спины, выпрыгнул из неприметного чердачного окна. Джоэл помнил, как оборвался смех напарницы, резко, внезапно, точно кто-то сломал граммофонную пластинку. Она даже не успела вскрикнуть, повиснув на неестественно длинных когтях.
Раньше она никогда не проигрывала, за двенадцать лет службы даже не получала серьезных ранений. И вот она — цена необыкновенной удачи. Гибель в тридцать пять лет.
Джоэл осознал величие смерти в ту ночь, в тот миг, когда, казалось, остался без кожи. Он отсек чудовищу голову нечеловечески сильным ударом и отпихнул его ногой. Мохнатая туша с треском покатилась по замшелой черепице и глухо рухнула на мостовую. Вместе с этим звуком что-то оборвалось в сердце Джоэла. Что-то ушло.
С тех пор он некоторое время работал один, напарников выбирал случайно и быстро менял их. Кто-то так же погибал, но душа больше не рвалась от потери друзей. Джоэл намеренно работал с самыми неприятными, с которыми больше никто не желал иметь дел — доносчиками и трусами. От них-то он и узнал, как работают охотники, они-то и искоренили убежденность в праведности службы. Праведное истребление — парадокс и оксюморон, как любили выражаться уличные поэты. Существование охотников сплошной оксюморон. Джоэл постепенно проникался отвращением к службе и в самые темные часы, пожалуй, ждал скорого обращения, если не просил его у жестокой судьбы. Так прошло четыре года.
А потом появился Ли со своей болтовней да глупыми шутками. Однажды вошел в его серую жизнь и растревожил мертвое сердце. С тех пор за Ли всегда незримо следовал призрак Стеллы, которая словно говорила: «Он не должен повторить мою судьбу».
— Не должен, — отвечал ей Джоэл, устало проводя по лицу в тусклой ванной комнате с мигающим электросветильником. — Да, не должен. Стелла, скажи, как сделать так, чтобы Ли не обратился?
Из горожан никто не знал, это старательно скрывалось, но почти все Охотники рано или поздно превращались в монстров, самых страшных и кровожадных. И даже после специальных снадобий они видели сны, кошмары.
— Ли… Его кошмары. Сон — это зло. Почему мы не можем выжить без этого зла?
Джоэл
Джоэл поторопил себя. Черная щетина уже покрывала щеки и подбородок. Он разложил опасную бритву, развел мыльный раствор. На короткое время сосредоточился только на лезвии, но все равно порезался. Крепко выругался и отогнал всех призраков. «Ли, ну где ты там? Проснулся ты или обратился, Хаос тебя дери!» — признался себе во внутреннем беспокойстве Джоэл, выходя из ванной.
— Вот ты где!
— А где мне еще быть? — сонно протянул Ли, крутя головой. — Ох, шею заклинило.
Джоэл настороженно поглядывал на друга, который с виду беззаботно двигал корпусом и руками, изображая мельницу. Зарядка среди серых каменных стен коридора напоминала экстравагантный танец. Или конвульсии, которыми насквозь пропиталось мрачное здание. На нижних уровнях их вобрали низкие полукруглые своды, на более высоких этажах, где располагались лаборатории, духом безумия дышали барельефы и вычурная лепнина. Среди внешнего благополучия верхних административных уровней затерялся тот же след нездоровья и дурных секретов, что и в подвальной тюрьме для соучастников «преступлений», связанных с обращениями.
Часть дел велась полностью на законном основании: попадали в казематы и те, кто намеренно доводил свата-брата-соседа до превращения из мести или тяги к наживе. Но многие томились в клетках из-за любви, из-за нежелания отпускать, отправлять на верную гибель. Джоэл понимал их, но иного выбора просто не существовало. Хотя его участие пропитала та же фальшь, что и «чисто научный интерес» дознавателей. Все это здание прогнило от злобы. Веселость Ли после непродолжительного сна тоже выглядела натянутой. Еще недавно они не разговаривали друг с другом, теперь Ли снова улыбался. Простил ли на самом деле? Понимал ведь, что оба не в силах вмешаться. Джоэл избрал выжидательную тактику. Он говорил без холода, но сдержанно:
— Надо поторопиться. Сегодня ты берешь Рыбную улицу и северную часть Квартала Шахтеров. А я южную половину Квартала Шахтеров и северную часть Квартала Ткачей.
В темных глазах Ли мелькнуло ободряющее озорство:
— Ну да, конечно, там же Джо-о-олин! А мне над старым трактирщиком Ловцы Снов развешивать. Он за это только фирменное блюдо с тараканами выдаст бесплатно. И то не факт.
— Ли, оставь уже Джолин в покое. Ты просто ревнуешь.
Ли лукаво присвистнул:
— Кого из вас к кому? Нет, такие пигалицы не в моем вкусе.
Джоэл знал, что Ли нравятся цветущие полные женщины лет на пять его старше или же мускулистые юноши лет на пять его младше. Он сам как-то признался. Джолин не попадала ни в одну из категорий. Джоэл, впрочем, тоже, что не мешало им с Ли растворяться друг в друге в минуты затишья — одинаково в дружбе и страсти. Разговоры о ревности были обычной шуткой. И от нее внутри потеплело. Джоэл радовался, что природный оптимизм Ли помогает ему быстро переключаться: инцидент с арестанткой был, кажется, исчерпан.