Граф Аверин. Колдун Российской империи
Шрифт:
Сурков печально вздохнул.
— Ну вот теперь скажите, Гермес Аркадьевич, кто еще мог Дубкова порешить, а?
Определенная логика в словах пристава присутствовала. Но Аверин давно привык, что не всё, что крякает, — утка. Взять, к примеру, Синицына. И в этом деле обязательно нужно разобраться. Если Петр Устюгов виновен, то участи его Аверин не завидовал.
— Вы поаккуратнее с обвинениями, — на всякий случай предупредил он, — это особо тяжкое. Сами знаете, чем такое карается. А если сожравший Устюгова див, заполучив память, укажет на его невиновность?
— Да некому больше, — махнул рукой Сурков, — да я и не дурак. Не бьем его, кормим хорошо. Жду, пока совесть заест. Священник к нему утром вот приходил. Он же не бандит, Устюгов-то. Разум от горя помрачился просто.
— Значит, он у вас под арестом. Могу я с ним поговорить?
— Да, конечно, ваше сиятельство. Авериных здесь любят и уважают. Может, он вам покается.
— Тогда приведите его сюда. И вот еще что. Чем Устюгов вдову в качестве убийцы не устраивает? Она кого-то другого подозревает?
— Да, другого, вы не поверите, кого.
— Хм. И кого же?
— Сатану. Она утверждает, что ее мужа убил Сатана.
Петра привели быстро. Он зашел в приемную и уставился в пол.
— Снимите с него наручники. И оставьте нас.
— Но, ваше сиятельство, — начал было один из полицейских, но Аверин пристально посмотрел на него, и тот послушно полез за ключами.
— Ну, здравствуй, Петр, — поприветствовал Аверин.
— И вам не хворать, — пробормотал арестант, продолжая глядеть в пол.
— Ты не помнишь меня, Петр? Ты и твой брат конюхами работали в клубе «Вега». Я — Гермес Аверин.
— А-а-а… — Петр поднял голову, и глаза его заблестели, — ваше сиятельство, как же помню. Вы на Ласке катались, я ее чистил. Всегда вы и ваш брат щедрыми были.
Внезапно он рухнул на пол и принялся отвешивать поклоны:
— Ваше сиятельство, Гермес Аркадьевич! Возьмите Наташку, в поломойки возьмите! Воду с пола пить будет! Ноги вам целовать! Иначе на обочину ведь пойдет девка. Куда ей еще, с отцом-душегубом?
— Встань, Петр, — нахмурился Аверин, — ты что ли убил?
— Ваше сиятельство, — Петр удивленно поднял голову, — а вы что же, сомневаетесь?
— Я всегда сомневаюсь, работа такая. Так ты убил? Только честно. Скажешь правду — устрою судьбу твоей дочки.
Из глаз мужчины потекли слезы:
— Ну не убивал я. Клянусь, не убивал! Да ведь человек я, как человек может сотворить такое злодейство? Каюсь, хотел. Убить хотел. Топор даже носил, вдруг как встречу. Да где там. Они с нами одной дорогой не ходят. Но я всё на себя возьму. Если прикажете. Наташу только устройте. Пропадет. А мне терять нечего. Я думал руки на себя наложить, да грех это. Может, и лучше, если чертяка меня сожрет.
Он замолчал и добавил тихо, вытянув вперед голову:
— Вы же колдун, ваше сиятельство. Скажите, страшно это? Правда, что душе бессмертной конец? Тогда, может, оно и лучше, — он показал затягивающуюся вокруг горла петлю.
Аверин стукнул кулаком по столу. Петр вздрогнул и замолчал.
— Петр. Мне не нужно твое признание. Я того душегуба поймать хочу.
Петр пополз к нему на коленях:
— Ваше сиятельство! Поймайте! Я за вас всю жизнь молиться буду! У меня же дети малые. Отец — старик! Тесть с тещей еле живые, как Любушка погибла. Наташа старшая… Внук по весне родился…
— Стой, — прервал его Аверин, понимая, что Петр сейчас будет перечислять свою огромную семью.
— Простите, ваше сиятельство.
— Встань для начала. А еще лучше — сядь. И давай, рассказывай всё, что знаешь. И про то, как ваш дом жгли, и про то, как жена твоя погибла, и про Сатану. Где твоя семья сейчас?
— У брата. На сеновале живут. Тепло сейчас, хорошо на сеновале.
Петра Аверин отпустил в глубоком раздумье. И сказал позвать к нему Суркова.
Тот появился тотчас же.
— Вот что, — сказал Аверин, — Петр Устюгов не виновен. Но отпускать его нельзя — поставьте к нему охрану и пусть у него все опасные предметы заберут. Он нехорошее задумал. Я его отговорил, вроде, но…
— Да кто же, если не он? — удивился Сурков, а потом покивал: — А-а, сыновья его сами могли. Или брат, Федор. Может, их взять, пока в бега не подались?
— Погодите брать. Никто никуда не побежит. Разберемся. Вы лучше скажите, вы задержали того парня, который Любовь Устюгову сбил?
— Да нет, зачем же? На нем и так лица не было. Отпоили водой, дали коньяку. С ним друг был, он и сел за руль, да уехали они. Чем он виноват-то?
«Тем, что на повороте и не подумал скорость сбросить».
— Но хоть номер-то его записали?
— Ну конечно. Номер записали, само собой. Зовут Хмельницкий Николай.
В машине Аверин обнаружил свернувшегося калачиком и спящего на заднем сидении Кузю. Постучал в окно, тот подпрыгнул и уставился на хозяина полуприкрытыми глазами.
Аверин открыл дверь и сел за руль.
— Сейчас я еду в поместье Дубковых.
— Мне в кота? — уныло проговорил Кузя.
— Нет. У меня есть для тебя важное задание. Только ты должен очень постараться. Понял?
— Ага! — оживился Кузя.
— Тогда слушай. Примерно три недели назад тут, на шоссе, парень по имени Николай сбил женщину с детьми, жену погорельца Петра Устюгова. Очень переживал. Потом приходил домой к брату Петра, где семья погорельцев устроилась, прощения просил, деньги предлагал. Они не взяли, прогнали его. Он, когда уходил, кричал: «Я не виноват! Я же знаю, кто виноват!» Потом он приходил еще раз, за день примерно до убийства Дубкова. Ни Петра, ни его брата дома не было, остальные домочадцы даже калитку не открыли. Николай им из-за забора что-то кричал, но что — отцу они не сказали, не придали значения. Я хочу, чтобы ты поговорил с ними. Представься другом Николая, пассажиром, который был в машине во время наезда, они не знают его имени, назовись Александром, к примеру. Скажи, что друг твой в участке у отца их прощения опять просил и что «Петр его простил». Но сам Николай им в глаза смотреть не может и просил денег передать на лечение братьев.