Граф Феникс

Энгельгардт Николай Александрович

– О-о! А-а! У-у! – вырывалось у Казимира при каждой названной фамилии. – Это ближайшие вельможи русской императрицы!

– Да, конечно. Князь Голицын упрекал меня, что я не поехал с камердинером Потемкина. Тонко даю ему понять о несовместимости такой небрежной формы приглашения с достоинством благотворителя и доктора, не профанской, но высшей, небесной медицины. Князь понял меня. С минуты на минуту жду прибытия или его лично, или доверенного лица, соответствующего моему званию. Но перейдем к условиям вашей службы у меня.

– Да, да, ваша милость, – оживляясь, сказал почему-то несколько приунывший Казимир, –

каковы эти условия?

Доктор небесной медицины глубокомысленно нахмурился, подняв к потолку большие темные глаза. Потом жестом белой изящной руки с перстнем подозвал молодого человека. Внимательно вглядевшись в его лицо, он дунул на него, быстро пробормотав несколько раз:

– Ксилка! Ксилка! Беша! Беша! – и жестом приказал отойти. Окинув взглядом недоумевающего Казимира, он, как бы сам с собою рассуждая, отвечал:

– Аура чиста, светла… Мягкосердечие… Чувствительность… Чувственность… Вспыльчивость… Вы очень вспыльчивы, Казимир, не правда ли? – обратился он уже прямо к молодому человеку. – Да, вы очень, очень вспыльчивы, хотя и кажетесь столь робким и кротким.

– Если оскорбят мою честь, сударь, я, хотя и беден, но благородного происхождения! – с достоинством сказал шляхтич.

– Да, я знаю… Ваши несчастья, Казимир, с того и начались еще на родине, в Литве, что вы далеко зашли в припадке вспыльчивости… Может быть, покусились на жизнь человека… Тюрьма… Суд… Невозможность оставаться на родине… Приехали сюда… Грубые нравы… Оскорбления… И здесь у вас были столкновения… Взыскание полиции… Суровое, несправедливое наказание…

Говоря это, доктор небесной медицины пристально смотрел в поминутно меняющееся, то бледнеющее, то краснеющее лицо молодого человека.

– Боже мой! От кого вы все это узнали?..– воскликнул он в смущении.

Тонкая улыбка скользнула по губам доктора.

Этого было довольно. Казимир мгновенно нахмурился.

– Если ваша милость не считают меня благородным человеком, – с болезненной надменностью сказал он, в то время как слезы стояли в его голубых глазах, – если гнусные сплетни и искаженное толкование несчастных обстоятельств моей жизни уже дошли до вас, то, конечно, я не могу у вас служить! Простите!

Казимир поклонился и двинулся к двери.

– Остановитесь, молодой человек, остановитесь! – поднимаясь и важно протягивая к нему руку, сказал Калиостро. – Я не нуждаюсь в слухах и сплетнях, чтобы знать все о человеке, слышите ли – все! Обстоятельства вашей жизни, ваш характер, прошлое и даже будущее я прочитал в раскрытой мне книге нижнего и верхнего плана вашего внутреннего человека. Казимир, я не хотел оскорбить вас. Я не мог вас оскорбить. Вы несчастны, но честны и благородны. На службе у меня ваша гордость не будет страдать. Вы честолюбивы, ибо сознаете свои врожденные таланты и, прозябая в бедности, видите то место, которое справедливо должны были бы занимать, отданным ничтожествам, по праву якобы их высокого рождения и крови. Это вас возмущает. Но на службе у меня вам открываются великие возможности.

– О, вы читаете в моей душе, как всевидящий! – с благоговейным трепетом отвечал Казимир.

– Молчите и слушайте. Некоторые называют меня маркизом, другие – графом. Как называют меня бедняки, приходящие за исцелением, вы узнаете. Кто я на самом деле, не пытайтесь узнать. Это вам не нужно. Достаточно того, что на слугу

я смотрю, как на равного мне человека. Я не презираю бедняка. В нем я вижу своего брата. Ибо все люди – братья. Все имеют единого отца.

Но сообщу подробнее о службе. Вы будете приходящим. Ночь и весь день с 12 часов в вашем полном распоряжении. Посвящайте это время своему развитию. Читайте, учитесь. Пользуйтесь и невинными, свойственными вашему возрасту развлечениями. Ваше дело – быть при утреннем приеме больных, с 8 до 12 часов, и при вечернем, тоже с 8 до 12. Или же в эти часы, утренние или вечерние, сопровождать меня в прогулках по городу. Вот и все. Устроят ли вас эти условия? Добавлю, что завтрак и ужин вы будете получать от меня или здесь, или во время прогулок при посещении моих знакомых. Ливрейное платье тоже получите от меня. Вы довольны?

– О, очень доволен! И если я днем ли, ночью ли, экстренно понадоблюсь вам, располагайте мной по своему усмотрению!

– Прекрасно. В этом мы сошлись. Притом вы должны помнить: полная скромность, никакого любопытства! Ни о чем не расспрашивать ни у меня, ни у других! Молчание! Молчание! Молчание!

– О, в этом отношении ваша милость могут вполне на меня положиться! – сказал Казимир, хотя именно при этих словах в его голубых глазах загорелся огонек жадного любопытства.

– Что касается вашей супруги, то понадобятся ли ей мои услуги? – тут же спросил Казимир, движимый своей природной польской любознательностью.

– Супруга? – рассеянно переспросил врач, задумчиво рассматривая перстень на указательном пальце. – Супруга? Нет. Нет!.. Нет!.. Она не нуждается в ваших услугах. Она встает поздно. И приходящая камер-фрау ей прислуживает. Но вот что мне скажите: вы живете один или с кем-либо из близких?

– Я живу с сестрой. У нее двое детей. Старший мальчик семи лет. И новорожденное дитя.

Говоря это, молодой человек покраснел.

– И эти дети – плод несчастной любви, не так ли? – проникновенно сказал доктор небесной медицины.

– О, вы все знаете! От вас ничего не укроется! – всплеснул руками поляк.

– Любезный Казимир, любовь, искренняя любовь и несчастье все извиняют!

– Ах, бедная Юзыся пострадала из-за своей невинности и доверчивости неопытного сердца! Она полюбила сына одного из литовских магнатов. Он обманул ее льстивыми обещаниями. Но когда последствия их нежных чувств обнаружились, уехал в Варшаву и больше не напоминал о себе… Родители его предложили маленький пенсион жертве обольщения. Я хотел бросить эти деньги в лицо надменным богачам, покупающим золотом честь бедняков, но крайняя нужда… Пришлось смириться и принять подаяние.

– Вы говорите о старшем мальчике. Но ведь второй ребенок родился здесь и от другого отца! – сказал, улыбаясь, врач.

– Вам и это известно! Да, сестра стала вторично жертвой своей доверчивости, нежного сердца и гнусности обольстителя! Гвардейский офицер, блестящей фамилии, он клялся жениться и даже усыновить Эммануила – так зовут нашего старшенького – и нагло обманул, даже не обеспечив родившееся дитя хотя бы той ничтожной суммой, которую присылают родители первого негодяя!

– Мы обеспечим несчастное дитя. Вот что, любезный Казимир, скажите, Эммануил – какое замечательное совпадение, что он носит такое имя! – похож на вашу сестру? Он голубоглазый и белокурый, да?