Граф и Анна
Шрифт:
К у б ы ш к а (подобострастно). Ты, Чесночок, говоришь не хуже любого философа. Не хуже этого нищего Старика, который, по слухам, безмерно богат, ибо каждый день находит на берегу то золотую монету, а то и колечко с бриллиантом, или, на худой конец, с изумрудом.
Ч е с н о ч о к. Не знаю, как насчет монеты из золота, а вот этот старый, позеленелый медный пятак (показывает пятак, зажатый в ладони) выпал у него из кармана в то самое время, как пробегал он по улице мимо меня, спасаясь не то от чумы, не то от твоих, Афродита, ласковых разговоров.
А ф р о д и т а. Может быть и от моих, а может быть, и не от моих, кто
К у б ы ш к а (хихикает). То-то мертвецы веселятся, глядя на эти сокровища!
Ч е с н о ч о к. Потому ты, Афродита, и отпускаешь своего идиота вместе с этим придурошным Стариком, что надеешься на милость холодного, но такого глупого моря? небось в кубышке у тебя не одна монетка звенит, подаренная морем твоему сыночку-злодею? (Кивает головой в сторону копилки-свиньи.)
А ф р о д и т а (самодовольно). Бери выше – не один десяток монеток!
К у б ы ш к а. И что за имя такое – Старик, – что за кличка у этого бездомного оборванца? нет у него, что ли, настоящего имени?
Ч е с н о ч о к. А у тебя, Кубышка, разве есть настоящее имя? разве есть настоящие имена у кого-нибудь в этом проклятом городе? из которого здоровые и сильные мужчины бегут, как от чумы, а остаются одни лишь старые ведьмы, вроде тебя, да идиоты, вроде этого придурка-сыночка нашей доброй и хлебосольной хозяйки.
К у б ы ш к а (подскакивая на стуле). Это я старая ведьма? а ты, Чесночок, выходит, не старая, насквозь провонявшая чесночной подливкой карга, от которой не то, что муж, а и дети давным-давно убежали, как от холеры?! самая настоящая ведьма ты и есть, Чесночок, и даже еще хуже, чем ведьма!
Ч е с н о ч о к (пронзительно). Ах ты, раздутая от водянки кастрюля для холодца! старая дохлая кошка, распухшая на солнце до размеров коровы! это я-то настоящая ведьма, это от меня-то убежали дети и муж? ну погоди, сейчас я тебе покажу подливку из чеснока! (Хватает ее за волосы и начинает таскать из стороны в сторону.)
Некоторое время возятся друг с другом, выкрикивая попеременно: “Это я-то старая ведьма? это я-то подливка из чеснока?” – “А вот я сейчас покажу тебе, подлая перечница! а вот сейчас я пооборву твои седые жидкие космы!”
А ф р о д и т а с удовольствием некоторое время наблюдает за потасовкой, неторопливо отправляя в рот очередную свиную шкварку.
Г р а ф безучастно смотрит в сторону моря; он давно привык к таким потасовкам и знает назубок весь их нехитрый сценарий.
А
Ч е с н о ч о к (разочарованная тем, что у нее забрали пятак.) Сдается мне, Афродита, что даже для дворовой собаки не нужен тебе пучок старых засушенных водорослей, потому что при твоем вздорном, – прошу прощения, золотом и мягком! – характере у тебя не может прижиться даже собака. Разве что этот молчаливый сын-идиот, в которого ты, наверное, воткнула уже все свои старые иголки и шпильки, так что в нем, очевидно, не осталось уже живого, неповрежденного мяса! Да, подружка, такой покорный дурак просто находка для любой матроны вроде тебя – на все согласен, да еще и прощения просит, стоит лишь его немного задеть за живое. И чем ты его так проняла, Афродита, чем пригвоздила к этому старому креслу?
А ф р о д и т а (вальяжно усаживаясь на стул, поучительно). Чем-чем? – чувством вины и глубоким раскаиванием, которое он, подлец, несмотря ни на что, все же испытывает время от времени. (Г р а ф у.) А ну-ка, сыночек, ответь своей нежной матушке, раскаиваешься ли ты в своем злодейском поступке?
Г р а ф (дрогнувшим, тихим голосом). Да, мама, очень раскаиваюсь.
А ф р о д и т а (торжествующе). А в чем ты раскаиваешься, сыночек, ответь этим двум честным женщинам.
Г р а ф (так же тихо, механическим голосом). Я плохой, скверный, негодный мальчишка, я совершил ужасный поступок; я виновен в смерти отца, мне нет прощения ни на земле, ни на небе. (Мелко дрожит, вцепившись руками в перила; сидит неподвижно, опустив низко голову.)
А ф р о д и т а торжествующе глядит на т о в а р о к. Т о в а р к и разводят в стороны руки, показывая, что искусство А ф р о д и т ы вне всяких похвал.
Явление шестое
Раздаются шаги, и на веранду с улицы вбегает К р а с а в ч и к. Он крайне возбужден, воровато оглядывается, и нервно поправляет рукою усики, похожие на небольшие кошачьи усы.
К р а с а в ч и к (нервно оглядывая веранду). Все общество в сборе, и, как обычно, ты, Афродита, вне всяческой конкуренции. Не поклянись я однажды своей бессмертной душой, что непременно, чего бы это ни стоило, женюсь на Анне, то давно бы женился на тебе, Афродита! (Подходит к хозяйке и галантно целует у нее руку, после чего опускается на незанятый стул.) Такие роскошные женщины, как ты, попадаются один раз на тысячу, а может быть, даже на миллион. Самое главное для женщины – быть покладистой и не очень-то задирать нос по поводу всяческих там совершенств, вроде смазливого личика, рыжих кудрей и легкой походки, похожей на походку барышень из столицы. Здесь у нас не столица, черт побери, и хорошо бы некоторым об этом не забывать!