Граф Лазарев. Том III
Шрифт:
Я сделал скорбное лицо.
— Увы, знакомы. Есть все основания полагать, что это ваш брат Кирилл.
— Кирилл? — Дмитрий удивленно подался вперед. — Быть того не может, он всегда был таким правильным. Хотя, с другой стороны, если ему что-то взбрело в голову… Знаете, он ведь возглавляет нашу ветвь Рода. И делает это ужасно, если честно. Печется, как он говорит, о благосостоянии семьи, ходит вечно хмурый, проводит какие-то встречи в другими Родами, постоянно проверяет учетные книги. Как по мне, так это пустая трата времени, нет бы просто наслаждаться жизнью. Но ладно бы он портил жизнь только себе, он еще и нас пытается к этому привлечь! Постоянно
Я сочувственно покачал головой, слушая жалобы Дмитрия на деспотизм старшенького. При всей своей глупости и лени он не похож на человека, который ввязался бы в заговор против Императора. Хотя бы потому, что заговор — это не скачки, не ресторан и даже не молоденькая служанка. Но, с другой стороны, чем черт не шутит?
Дмитрий вздохнул. За размышлениями я пропустил очередную обиженную тираду, но вряд ли узнал бы из нее что-то новое.
— Честное слово, если бы главой семьи был я, это бы пошло ей на пользу. Жилось бы проще, по крайней мере. Нет, я ни в коем случае не хочу, чтобы брата осудили, — поспешно заверил Дмитрий. — Наоборот, я всем сердцем верю в его невиновность, но, если вдруг… Возможно, он и правда мог пойти на преступление по каким-то одному ему известным причинам.
Оставив Дмитрия сокрушаться о своей нелегкой судьбе и пообещав как-нибудь заглянуть на скачки, я вышел из беседки. Итак, два племянника из трех опрошены. Оба они тупы, как пробки, то есть попадают под основную примету, и явно не блещут моральными качествами, но на заговорщиков не похожи. Остался третий.
Кирилл Шереметьев, он же тиран и деспот по версии младшего брата, обнаружился в дальнем углу парка. Он сидел один, хмуря лоб и шевеля губами. Завидев меня, Кирилл неохотно повернул голову, словно я отвлек его от архиважных размышлений.
— Не помешаю?
— Присаживайтесь.
Кирилл подвинулся, освобождая мне место.
— Сегодня такой восхитительный вечер, — завел я светский разговор. — Признаться, я давно уже не ел чего-то настолько вкусного. Да и дворцовый парк просто великолепен. Как и сам дворец, впрочем. Вам нужно устраивать приемы почаще.
— Благодарю. Дядя действительно умеет и любит принимать гостей, я каждый раз восхищаюсь, когда он устраивает очередной бал или званый обед. Хотя, честно говоря, на это уходит столько денег… — Кирилл вздохнул. — Не моих денег, разумеется, я не вправе указывать главе Рода, как ему тратить его капиталы, но все же. Знаете, прошлый прием обошелся Роду в двадцать тысяч золотых. Это, разумеется, без учета расходов, к которым привело его печальное окончание. Сгоревшие здания, погибшие звери, утраченная картина… Она ведь стоила баснословных денег!
Кирилл так искренне печалился, что я почувствовал с ним некоторое родство. Ну хоть кто-то здесь любит деньги так, как люблю их я!
— И скажу по секрету, князь очень много тратит на жен, — доверительным шепотом поделился Кирилл. — Я понимаю, он их очень любит, обеих, и они этого заслуживают, но такие расходы… Колье одной, шубку второй, и можно вдруг обнаружить у себя пустую казну. Хотя, конечно, я понимаю, дядя так богат, — мечтательно протянул Кирилл. Парень, разумеется, пытался замаскировать эту мечтательность, но вышло примерно как слона в кустах. — А слуги? Да
Кирилл горестно покачал головой. А пожалуй нет, я поторопился, сочтя его родственной душой. Разумеется, я тоже люблю деньги, но делаю это более поэтично, что ли. Я не трясусь за каждую копейку, ко мне они легко приходят, легко уходят. Можно сказать, у меня нежные отношения с денежными знаками по любви, а у старшего Шереметьева по расчету.
— Расточительство — это ужасно, — поддержал я. — Поверьте, я сам бы переживал, если бы на моих глазах так бездумно разбазаривали семейные средства. Боюсь, мне стоит вам кое-что рассказать. — Я доверительно понизил голос. — Вы ведь знаете, что на недавнем приеме кто-то нагло похитил нас с графиней Сокольской и запер в подвале?
Кирилл кивнул.
— Разумеется. Ради этого, если не ошибаюсь, вас сегодня и позвали, чтобы принести извинения.
— Скажу вам по секрету, у Тайной Канцелярии есть подозрения, кто именно это мог быть. Разумеется, разговор строго между нами. — Я перешел на шепот. — Увы, улики указывают на то, что это ваш младший брат Афанасий.
— Афанасий? — Кирилл удивленно поднял брови. — Афанасий… Подумать только. С другой стороны, не так уж я и удивлен. Он всегда был непутевым. — Кирилл вздохнул. — Я понимаю, мой брат еще юн, подвержен соблазнам, но он столько тратит… А ведь казной нашей ветви Рода заведую я, как старший его представитель. Знаете, как больно видеть, когда семейные деньги, достающиеся с таким трудом, утекают в никуда, спускаются на пьянки и гулянки?
«И книжки с картинками», — мысленно добавил я.
— Только за последний месяц он спустил на наряды целое состояние, — пожаловался Кирилл. — Вроде как пытался впечатлить какую-то благородную девицу. А его постоянные походы по ресторанам? Афанасий думает, что деньги берутся из ниоткуда и тратить их можно, сколько хочешь. Будь он старшим из нас троих, понял бы, что это не так.
«И был бы очень счастлив», — мысленно добавил я.
Со стороны деревьев послышался шорох, и оттуда вылетел довольный белый голубь. Приземлившись ко мне на плечо, Каладрий немного потоптался, устраиваясь поудобнее, и повернулся к Кириллу.
— Так у вас и правда есть ручная птица! — удивился тот. — Бабушка мне про нее рассказывала. Говорила, милая очаровательная голубка.
— Ага, — подтвердил я. — Она самая.
«Я ему сейчас глаз выклюю», — мысленно пообещал мне Каладрий. — «Сам он голубка!»
«Даже не думай, — пригрозил я. — Кстати, где тебя носило?»
«Где надо, там и носило. А ты тут чем занимаешься?»
«Делом, в отличие от некоторых. Опрашиваю подозреваемых в моем посещении подвала».
— Птичка ваша так на вас смотрит, как будто сказать что-то хочет, — заметил Кирилл. — Глаза такие умные.
— Вам только кажется, на самом деле он тупой, как пробка. Собственный хвост не найдет без карты, — отмахнулся я, за что тут же получил клювом в плечо. Весь вид Каладрия выражал крайнее негодование. А нечего шляться по птичникам вместо того, чтобы приносить пользу хозяину, это моя маленькая месть.
— Вернемся в беседку, — предложил Кирилл. — Должно быть, дядя с бабушкой нас там уже ждут.
Я кивнул, вслед за Шереметьевым проследовав назад к столу. Наш маленький званый обед подходил к концу, Настасья и ее отец уже прощались с хозяевами. Игорь, видя, что девушка уходит, как-то поскучнел.