Граф Ноль. Мона Лиза овердрайв
Шрифт:
Мона смотрела, как он позирует между двумя чемоданами. Как же сложно совместить эту сегодняшнюю картинку с тем, почему на следующий день она уехала вместе с ним в Кливленд на той самой «шкоде». У «шкоды» было маленькое встроенное радио, которое на ходу заглушал мотор, но его можно было слушать тихонько ночью в поле возле дороги. Настройка не работала, так что приемник ловил всего одну станцию – призрачную музыку с какой-то одинокой вышки в Техасе. Стил-гитара то звенела, то растворялась в ночи. А она чувствовала свою влагу, прижимаясь к его ноге, и жесткую сухую траву, которая щекотала ей шею.
Прайор
Самолет оказался совсем не таким, какие она знала по стимам, изнутри он совсем не походил на длинный роскошный автобус с рядами кресел по сторонам. Самолет был маленький, с заостренными хрупкими крыльями и такими окошками, что казалось, будто машина все время косит глазами.
Поднявшись по металлической лестнице, Мона попала в округлое помещение с четырьмя креслами и однообразным серым ковром повсюду, и на потолке, и на стенах тоже, – все чистое, холодное и отчужденно серое. За ней вошел Эдди и сел с таким видом, будто ежедневно это проделывал, – распустив галстук и вытянув ноги. Прайор нажимал кнопки у двери. Дверь со вздохом закрылась.
Мона взглянула в узкое, в каплях воды окошко на огни взлетной полосы, отражавшиеся в мокром бетоне.
А сюда ехали на поезде, подумала она, от Нью-Йорка до Атланты, потом пересадка.
Самолет задрожал. Ей послышалось, как, оживая, что-то проскрипел фюзеляж.
Пару часов спустя Мона ненадолго проснулась в затемненной кабине – оказывается, заснула, убаюканная протяжным гулом реактивного двигателя. Эдди спал, полуоткрыв рот. Возможно, Прайор спал тоже, а может, он просто сидел с закрытыми глазами – она не знала.
На полпути в сон, который на следующее утро она уже не смогла вспомнить, ей почудились звуки того техасского радио – тающие стальные струны, вибрирующие, словно боль.
9
Лечь на дно
Линии Джубили и Бейкерлу, Кольцевая и Дистрикт. Кумико рассматривала маленькую глянцевую схему метро, которую дал ей Петал, и зябко ежилась. Холод, исходивший от бетона платформы, проникал даже сквозь подошвы ботинок.
– И старая же она, черт побери, – рассеянно сказала Салли Ширс.
В ее линзах отражалась закругляющаяся к потолку стена в чехле из белой керамической плитки.
– Прошу прощения?
– Подземка…
Новый клетчатый шарф был завязан у Салли под подбородком, и с каждым следующим словом изо рта у нее белым облачком вылетал пар.
– Знаешь, что меня мучает? То, как иногда прямо у тебя на глазах на станции налепляют новый слой плитки, не сняв сперва старую, или просверливают дыру в стене, чтобы добраться до каких-нибудь проводов. Тогда видишь все эти наслоения плитки…
– Да?
– Но ведь станции все сужаются и сужаются, так? Это как сужение вен…
– Да, – с сомнением сказала Кумико, – я понимаю… Салли, а мальчики вон там… Что означают их костюмы?
– Это Джеки. Их еще называют Джеки Дракулы.
Четверо Джеков Дракул нахохлились, как вороны, на противоположной
– Повесили его, – сказала Салли, – после войны.
– Кого?
– Джека Дракулу. После войны здесь одно время практиковали публичные казни. От Джеков тебе лучше держаться подальше. Ненавидят любых иностранцев…
Кумико с радостью вызвала бы Колина, но модуль «Маас-Неотек» был запрятан за мраморным бюстом в той комнате, где Петал подавал завтрак, а тут еще подошел поезд, ошарашив ее архаичным перестуком колес по стальным рельсам.
Салли Ширс – на фоне залатанной изнанки городской архитектуры, в линзах на лице отражается путаница лондонских улиц и переулков, помеченных в каждую эпоху экономикой, пожарами, войнами…
Кумико, уже совершенно запутавшись, где они, собственно, находятся после их с Салли трех поспешных и на первый взгляд совершенно случайных пересадок, безропотно позволяла тянуть себя из такси в такси. Они выскакивали из одной машины, ныряли в двери ближайшего универмага, чтобы воспользоваться первым попавшимся выходом на другую улицу и сесть в другое такси.
– «Хэрродз» [52] , – сказала Салли, когда они поспешно пересекали богато украшенный зал, высокий потолок которого подпирали колонны из белого мрамора.
52
«Хэрродз» – один из самых фешенебельных и дорогих универсальных магазинов Лондона.
Кумико щурилась на толстые красные ломти вырезки и бараньи ноги, разложенные на многоярусных мраморных прилавках, предполагая, что все это пластиковые муляжи. Потом – снова на улицу. Салли подзывает очередное такси.
– «Ковент-Гарден» [53] , – бросает она шоферу.
– Прости, Салли, но что мы делаем?
– Заметаем следы. Теряемся.
Салли пила горячий бренди на веранде крохотного кафе под припорошенной снегом стеклянной крышей. Кумико пила шоколад.
53
«Ковент-Гарден» – торговый центр на одноименной площади, построенный на территории бывшего крытого рынка.
– Мы потерялись, Салли?
– Да уж. Во всяком случае, я на это надеюсь.
Кумико подумала, что сегодня Салли выглядит старше: возле губ залегли морщинки усталости или напряжения.
– Салли, а чем именно ты занимаешься? Твой друг спрашивал, по-прежнему ли ты на отдыхе?…
– Я – деловая женщина.
– А мой отец? Он – деловой человек?
– Твой отец – самый настоящий бизнесмен, котенок. Нет, не такой, как я. Я вольный стрелок. В основном вкладываю деньги.
– А во что ты вкладываешь?