Граф с Земли
Шрифт:
— Эй, погоди, а что сталось с Рагнаром? Расскажи скорее!
— Что, тебя судьба этого героя-грабителя волнует больше, чем признание в моём грешке, за который я здесь и сижу уже шесть, семь… может, десять? Или двадцать месяцев? Тут время летит совсем не так, как снаружи. Может, сказывается отсутствие светила на небе. Может, те травы, что они добавляют в еду… я… я… цапля! Цапля! Раки!
Мурфик вскочил с кровати и встал на одну ногу, изображая ту самую цаплю, которую он так часто упоминал в своих сумасшедших порывах. И вовремя — к решётке подошли двое облачённых в тяжёлую стальную броню стражников, держа наготове устрашающего вида
— Эй, птица, а ну отошёл в дальний конец камеры! — рявкнул один из стражей, после чего Мурфик покорно отпрыгнул в сторону. Ключ повернулся в замке и решётка с мучительным скрипом резко отворилась, громогласно врезавшись в холодную стену.
— Стойте, стойте, ребята! — заговорил Виктор, безнадёжно пытаясь вырваться из кожаных оков. — Только не надо насилия, ладно? Это какая-то глупая ошибка, я не должен был здесь оказаться! Прошу, спокойнее, я готов с вами сотрудничать, только…
— Заглохни! — оба охранника подошли к койке и при помощи каких-то крючков на своих перчатках синхронно расстегнули карабины, сдерживающие ремни. Виктор наконец смог вдохнуть полной грудью, и после этого вдоха он понял, что всё его тело затекло а, освободившись от ремней, заболело пуще прежнего.
Четыре облачённые в латы руки небрежно схватили Виктора за одежду и со всего размаху бросили на пол. Спину пронзила тупая боль, но сил кричать уже не оставалось, а потому заключённый, просто до треска в ушах стиснув зубы, тихонько заскулил, как забитая собака. Мурфик в углу громко сглотнул, видимо, понимая, что сейчас чувствует иномирец.
— Слушай сюда, парень, — один из стражей наклонился к самому лицу Виктора и схватил его за грудки. Пару раз легонько хлестанул заключённого по щекам. — Мы тебе тут не святоши, а просто воины на службе, понял? Дёрнешься или чего ещё выкинешь — уподобишься искалеченному Мурфику. Скажешь хоть слово без разрешения — останешься без зубов. А теперь покажи мне, что всё понял и не станешь рыпаться.
Виктор поспешно закивал, крепко сжав губы, чтобы случайно не выдавить ни единого звука. Стражник этим безмолвным ответом удовлетворился, довольно ухмыльнулся и поднял заключённого на ноги, после чего даже любезно помог отряхнуться от пыли. После этой странной процедуры оба охранника взяли Виктора под руки и без каких либо насильственных выходок повели его прочь из камеры, а обрадованный относительно приятным исходом этой сцены Мурфик облегчённо вздохнул и устало свалился на кушетку, где всего минуту назад лежал его новоиспечённый сокамерник.
Камера, казалось, была расположена в самых глубочайших недрах планеты. Стражники шли вместе с Виктором по длинным коридорам, десятки раз поднимаясь по неудобным винтовым лестницам всё выше и выше. Пройдя не меньше двух дюжин пролётов, Виктор изрядно замучился и стал тяжело дышать, а конвоиры, облачённые в тяжеленную броню, выглядели словно ожившие статуи — ни единого недовольного вздоха или иного показателя усталости.
В конце концов заключённого привели в небольшое и непроницаемо тёмное помещение, где единственным источником освещения служила одинокая свеча на маленьком круглом столе посреди комнаты. Было ощутимо холодно и откуда-то поддувал сильный сквозняк, но огонёк свечи оставался неподвижен. Присмотревшись, Виктор понял, почему: пламя было закрыто с двух сторон чьими-то ладонями, которые и не
Стражники отсалютовали человеку, что закрывал руками огонёк, и вышли за дверь, а из темноты вдруг раздался низкий, зловещий голос:
— Викферт, — медленно произнёс таинственный человек и сделал длительную паузу. — Я знаю, ты считаешь, будто твоей вины ни в чём нет, и что все совершённые тобой деяния — это лишь последствия трудного выбора, или даже принуждения со стороны. Но не спеши перечить: одно неугодное мне слово, и я вырву все ногти на пальцах твоих усталых ног и заставлю тебя их проглотить.
Незнакомец взял свечу и прошёлся с ней по комнате, зажигая остальные свечи в настенных канделябрах. Стало светлее, но не настолько, чтобы можно было разобрать личность страшного человека, если, конечно, это было важно. В общих чертах он походил на обычного монаха: чёрная мантия с глубоким капюшоном, чуть сгорбленная спина… но стоило ему сделать какое-либо движение рукой, как сердце у Виктора уходило в пятки — столь ужасающей казалась мрачная фигура. А кроме всего прочего, помещение однозначно можно было назвать пыточной, о чём свидетельствовали несколько приспособлений для допросов, которые Виктор знал по земной истории, такие как дыба, железная дева и колодки — так и неизвестные пришельцу с Земли агрегаты.
— Я надеюсь, — продолжал человек в капюшоне. — Что ты проявишь благоразумие и прольёшь, наконец, свет на всё то, что сейчас творится. На вашу эпидемию. На вашу чуму.
— П-прошу прощения, господин, но я и понятия не имею, о чём речь. Раз уж вы знаете, откуда я, то почему бы просто не задать мне несколько вопросов, к примеру, за чашечкой чая? Я таить ничего не стану. У меня нет никаких секретов. Никаких законов я не нарушал, вроде бы, так что скрываться от властей тоже смысла не вижу. Уважаемый, давайте просто…
— Я не разрешал тебе говорить, Викферт. И позволь по порядку. Меня зовут… Палач, и большего тебе знать не нужно. Если будет необходимо, я разрежу тебя на мириады окровавленных кусочков, но ты всё равно останешься жив и расскажешь мне всё, лишь бы я прикончил тебя как можно быстрее и безболезненнее. Клянусь, если мне придётся вырвать твои глаза и положить их в разные части комнаты, то ты будешь видеть нас с двух разных сторон, испытывая при этом чудовищные мучения.
Виктор с трудом проглотил подскочивший к горлу комок. На языке вертелось множество слов, но ни одно из них произносить не было ни малейшего желания. Заключённый почувствовал себя загнанным в угол зверем без возможности отступления; если двигаться, то только вперёд. А каким способом — уже иной вопрос, хоть вариантов виднелось не так много. Виктор решил, что будет акцентировать внимание на дипломатии, пытаясь свести насилие на нет. Ну, а если дело всё-таки дойдёт до кровопролития, то в рукаве землянина ещё оставался один огненный козырь.
— Заметь, — продолжал Палач. — Ты стоишь передо мной без оков и кандалов. Ты не сидишь привязанный к стулу и не вопишь от боли. А это значит, что у тебя есть все шансы остаться целым и невредимым. И, да, только попробуй что-нибудь зажечь своими пальчиками — и я вырву из плеч твои руки. Кроме того, те чернила, которыми на твоей шее выжжены имя и номер, обладают чудесными свойствами: они, попадая в кровь, почти полностью блокируют любую магию внутри тебя. А если всё-таки захочешь попробовать, то ты просто-напросто сожжёшь себе пальцы.