Граф Суворов 7
Шрифт:
— Если империя падет, православию тоже окажется не сладко. — предположил я. — Особенно если власть захватят какие-нибудь безбожники.
— Истинные верующие пройдут через все трудности и испытания со стойкостью. — уверенно проговорил Филарет.
— Гхм. А мне казалось, что они их должны принимать со смирением. — нахмурившись проговорил я.
— Перекрестись, и казаться перестанет. — ответил с улыбкой Филарет. — Начнем с самого большого греха и главной заповеди — не убий. Убивал ли ты сын божий?
— Убивал, святой отец. Убивал из самообороны, по случайности и из необходимости. Пусть век мой был не долог, но приходилось
— И сколько же ты убил? — нахмурившись спросил Филарет.
— Лично? Десятки, возможно, сотни. — ответил я, еще больше нахмурившись и пытаясь хоть примерно провести расчет. — Во время штурма моего первого фрегата, во время боя на перевале, во время сражения за дворец в Ашхабаде. Но куда больше погибло по моему прямому приказу, во время воздушных сражений. Воздух не вода, после падения с полукилометровой высоты в горящем корабле никто не выживает. А мы сбивали их десятками. Учитывая последний крейсер… думаю около пяти… возможно шести тысяч.
— Многовато для юноши, и капля в море для государя. — покачал головой Филарет. — Я отпускаю тебе этот грех, ведь ты творил его для защиты себя и государства.
— Все верно, ваше святейшество. — кивнул я. — Никогда не стремился убивать первым, и не испытываю от этого удовольствия. Даже если это сделано хорошо.
— Славно. Что на счет второй заповеди — не укради? — посмотрел на меня патриарх. — Случалось ли тебе брать чужое, Александр?
— Случалось, святой отец. Я крал в приюте, и забирал силой во время войны. Даже мой флагман, фрегат Гнев империи — кто-то обязательно скажет, что я украл его у англичан и османов. — ответил я, заставив патриарха нахмурится вновь.
— Взятое в бою — не кража, а военная добыча. А если во имя господа — то и вовсе благое дело. — наконец ответил Филарет. — Ты забирал ради выживания, а не для самоудовлетворения. Я отпускаю тебе этот грех. Что с прелюбодеянием?
— У меня есть девушка, которую я… люблю. — проговорил я, и почувствовал какие простые и правильные это слова. — Мы не женаты, и вряд ли сможем. Но она прошла со мной через многие горести, печали и трудности, не отступая от меня ни на шаг.
— Хм. И все же ты решил жениться на княжне Морозовой. — проговорил патриарх. — Раньше, я бы сказал, что это великий грех. Но тут я сам виноват, и этот грех я тебе отпускаю. А чтобы более, сын мой, ты меня не смущал, я просто буду называть тебе грех, и если ты чувствуешь его за собой говори «грешен», и я тебе его отпущу…
Ну что сказать, есть такое выражение «виновен по всем пунктам», но то ли патриарх попался понимающий, то ли его достало перечисление и первых трех пунктов, но с покаянием и отпущением грехов мы закончили довольно быстро. После этого меня причастили, дали попить винца и съесть хлеба, а после отвели в небольшую коморку, находящуюся у главного зала.
Через небольшие щели в дверях я сумел разглядеть стоящих в зале гостей и священнослужителей. Набилась настоящая толпа. С облегчением я обнаружил обоих Суворовых и Багратионов. Даже Василия, стоящего у самого выхода. А вот княжны Ляпинской нигде не было видно. Может не пожелали ее видеть на торжественном мероприятии, а может она просто не успела добраться после звонка распорядителя.
— Дети мои. — начал речь Филарет, взойдя на кафедру. В своем золотом убранстве он выглядел чуть ли не более величественно и богато чем Петр. — Сегодня
В зале пошли шепотки и переговоры, но стоило Филарету поднять руку как все стихло. Все же мужчина имел какую-то совершенно ненормальную энергетику, способную подавлять без всякого резонанса. Хотя может это один из тех уникальных видов, которые мы обсуждали на лекциях, но которые мне так и не довелось встретить.
— Перед взором божественным и людским, мы венчаем двух юных людей, наших детей и потомков, нашу гордость и надежду. Сун божий, Александр. Дочь божия Мария. Подойдите ко мне. — стоило Филарету произнести это, как мои двери распахнулись, и накатившее напряжение чуть не заставило меня подпрыгнуть на месте. Но куда больше меня поразило то, что я увидел с противоположной стороны.
В точно таких же дверях, напротив, стояла Мальвина, в ослепительно белом платье. Ее голова была покрыта фатой, но даже сквозь вуаль я почувствовал ее напряженный до предела взгляд. Пусть она и старалась держаться легко и непринужденно, сейчас девушка больше напоминала взведенную до скрипа пружину, готовую взорваться и распрямиться в любую секунду.
Я сделал первый шаг, навстречу девушке, и она механически шагнула следом. Еще шаг, и я понял, что она торопится, спешить оказаться рядом, но не может. В отличие от меня, чурбана стоеросового, который даже не удосужился узнать о столь важной процедуре, она похоже знала все что должно произойти в мелочах. Не могла ступить первой? Что же, я не собирался ее мучать, особенно по пустякам.
— Мы сегодня собрались здесь, чтобы обручить сына божьего, Александра Борисовича Романова. — произнес патриарх, и все шепотки в зале одномоментно стихли. Никто не смел проронить ни звука, будто боясь, что услышал что-то не то. — В миру известного как Александр Брониславович Суворов. И Марию Петровну Морозову, ранее известную как Мария Павловна Холодец. Согласны ли родители невесты на обручение.
— Согласны. — громко произнес император, и все глаза на мгновение скрестились на нем.
— Согласны ли родители жениха? — повернувшись к Екатерине спросил патриарх.
— Согласны. — ответила, смахнув слезу императрица.
— Волею, данной мне богом и человеком, свидетельствую. Брак заключен. С этого момента и до самого венчания вы жених и невеста. Можете обменяться кольцами. — сказал патриарх, и рядом появился служка с небольшой подушечкой. Развязав кружевную ленту, я снял с нее кольцо и надел на протянутую руку Марии. И только когда взял ее руку в свою, почувствовал, как мелко дрожит ладонь девушки. Она даже закусила губу, чтобы справится с волнением.
Протянув свою руку, я дождался пока Мальвина наденет мне на палец кольцо, и не стал отпускать ее руки, от чего даже под фатой стало заметно как девушка покраснела. Да что там, я сам с трудом сдерживал колотящееся в груди сердце.
— Дети мои. С этого момента Александр и Мария обручены. Таинство совершено. Позже, одновременно с помазаньем Александра Борисовича Романова на царство, состоится венчание и возложение венца и державы. — проговорил, улыбаясь Филарет. — Но до того, в миру, как Александр Суворов и Мария Морозова, они будут считаться женаты. Аминь.