Граф Суворов 7
Шрифт:
— Не знал, что там на столько все плохо. — наконец произнес он, так и не повернувшись ко мне. — Мне докладывали о другом.
— Другое тоже есть и его полно. — ответил я, пододвинув планшет обратно. — Я оставлю вам, сможете просматривать в любое время. Мы планируем выпускать ролики на протяжении полугода. С поддержкой имперской канцелярии и новостных каналов. Но если придется будем делать это и против их воли.
— Вы уже перевели это на другие языки? — неожиданно спросил Филарет.
— Еще нет, мы съемки то только закончили. — нахмурившись ответил
— За тысячу часов. — прикрыв глаза проговорил Филарет. — Это жестоко, страшно и слишком… откровенно. Люди не должны такое видеть, иначе сердца их ожесточатся и покроются каменной коркой.
— Они всего лишь узнают правду. — пожав плечами сказал я.
— В первый раз это будет словно гром средь ясного неба. Волнения возможно даже выведут людей на улицы. Заставят их проявить самое нехорошее, первобытное что в них есть. Эта ярость сметет как виновных, так и случайных людей. — задумчиво проговорил патриарх. — Ты добьёшься своей цели, но сделает ли это мир лучше?
— Они угрожают всей империи. — упрямо сказал я. — Если этого мало, как на счет простого чувства справедливости и добра? Они торгуют детьми, снабжают оружием террористов и сепаратистов, прямо убивают и калечат людей. Этого мало?
— Для бессудной расправы — да! — жестко ответил Филарет, но тут же попробовал смягчить тон. — Для самосуда любого оправдания мало. А это именно он. Даже если ты прямо не призываешь людей к выходу на улицы и расправе над врачами и Меньшиковыми, люди сделают именно это. А после, перекинуться и на других аристократов, на всех, кто, по их мнению, может быть причастен.
— Сложно говорить о справедливости и тем более о суде, когда орден пользуется неприкосновенностью. Даже точно зная, что они организуют государственный переворот и нападение на правительство мы ничего не можем с ними поделать в рамках закона. — мрачно сказал я. — А люди — могут.
— Люди… ты хочешь превратить их в разъярённую толпу, а это уже совсем не люди. Это стадо, которым очень тяжело управлять. — ответил Филарет. — А последствия… они могут оказаться куда разрушительной чем ты себе представляешь. И все равно, это тебя не остановит, верно.
— Верно. — кивнул я. — Мы делаем правое дело.
— Как я и сказал — великое зло всегда совершается во имя добра и справедливости. — укоризненно вздохнул патриарх, снова посмотрев на планшет. — Юность иногда так категорична, что с ней сложно спорить.
— Так и не спорьте, ваше святейшество. Лучше подскажите как поступить, чтобы снизить возможное количество жертв, и чтобы народ не разорвало на несколько лагерей. — настойчиво проговорил я. — У нас есть время и возможность согласовать выход некоторых материалов. Но то, что они выйдут — я могу гарантировать. Орден Асклепия — опухоль, которая притворяется одним из органов государства.
— Я не дам тебе благословление на это деяние. — хмуро
— Верно. Считаю, что проще спросить извинение, чем разрешение. — улыбнувшись ответил я. — Наше дело правое.
— Ультраправое. — покачал головой патриарх, и еще раз вздохнул. — Мои помощники просмотрят записи и скорректируют их содержание. Некоторые, особенно жестокие материалы я прошу заменить или изменить. Незачем вызывать в народе ярость. А взамен мы не будем препятствовать… и даже направим людей по верному пути.
— Церковная цензура? — усмехнувшись спросил я.
— Общечеловеческая. — жестко ответил Филарет. — То, что ты мне показал… довольно несколько изменить слова, подправить смыслы, и виновными во всем произошедшем станут не только, да и не столько орден Асклепия, сколько допустившие этот бардак Романовы. И ты, как их наследник. А уж сколько ты поводов меньшевикам и народовольцам даешь для расшатывания государства, и не сосчитать.
— Про них у нас уже было, и есть еще. И про теракты, и про сотрудничество. — заметил я. — Но вашу мысль я прекрасно понял, отче.
— Ну а коли понял, так решай, что с ней делать. — ответил патриарх. — Империя еще не начала отходить от одного потрясения, а ты ее собираешься обрушить в другое.
— Может и так. — нехотя признал я. — А может это позволит сплотиться всему обществу, как простому люду, так и аристократам, против общего врага.
— Может-может… — проговорил Филарет, покачав головой. — Не стоит так легкомысленно относится к словам, ведь они тоже действие. Не заставляй меня выступить против тебя. Насилие никогда не выход.
— Насилие в первую очередь защиты от насилия со стороны других. Любая девушка, которой грозит прямое изнасилование, с легкостью согласилась бы на то, чтобы кто-то ее спас. Любая жертва убийцы — желает защиты, даже если в ее рамках покусившегося на жизнь убьют. — возразил я. — И сейчас речь идет именно о таком случае. Мы обязаны применить силу к тем, кто внешне никакой агрессии не проявляет, и показывает себя со всех сторон жертвой, чтобы самим не быть уничтоженным.
— Это не выход. — снова проговорил Филарет, покачав головой.
— Если вы думаете, что ваши проповеди и увещевания сработают лучше… — я пожал плечами, не став уточнять что раньше это как-то не стало решающим фактором.
— В любом случае, это тебя не остановит. Даже если я наложу прямой запрет. — вздохнул патриарх, взглянув на планшет. — Я постараюсь смягчить удар, направить его точнее, но только если ты пообещаешь, что все материалы будут согласовываться.
— То, что касается ордена. — на всякий случай уточнил я.
— А ты решил взбаламутить воду и в других местах? — нахмурившись спросил Филарет. — Ты еще слишком юн, Александр, хоть я и понимаю твой взгляд на мир, но нисколько не разделяю. Ты должен учиться и познавать законы политики, экономики, богословия и многое другое, что обязательно для правителя. А не прыгать с мечом по арене и бросаться на спрутов с тысячами щупалец.