Граф Суворов 7

Шаман Иван

— В подтверждение ваших слов, хочу заметить, что у ордена кристально чистая репутация. — кивнула Татьяна, заходя на новый круг.

— Совершенно верно. — удовлетворенно кивнул Никодим, а стоящая рядом секретарша чуть расслабилась.

— Тем не менее, за прошедшие пятьдесят лет во многих странах возникали конфликты между дарниками и орденом. О них писали в газетах, но вскоре все они опровергались, в том числе и правительством этих стран. — уточнила Татьяна, снижая градус напряженности. — Однако сейчас, вместе с напряженностью, растет количество заболевших и обострений врожденных болезней у одаренных и их детей.

— Мы никому

не отказываем в помощи. — тут же покачал головой Никодим. — Если у них есть деньги, пусть приходят.

— Вы говорите, что не отказываете, но в то же время, сотни и тысячи детей по всей стране, оказываются без надлежащего лечения. Из-за чего так происходит? — уточнила репортер.

— Послушайте, это всего лишь чьи-то домыслы. — облокотившись на ручки кресла сказал Никодим. — Возможно частные случаи, которые никак не связаны между собой. Пусть обратятся в ближайшую клинику и им помогут.

— Мы обращались. — внезапно взглянув прямо в глаза главврачу сказала Татьяна. — У моего сына наследственная дальнозоркость и проблемы с кишечником, хронические. Но в последние два месяца нам отказывают в лечении, хотя мой муж даже не достиг двенадцатого ранга.

— Это какое-то недоразумение. Всего лишь частность. — раздраженно бросил Никодим, краснея. — Уверен, если бы вы обратились и рассказали о ситуации, вас обязательно обслужили в частном порядке.

— Возможно вы и правы, это ошибка. И для меня здоровье ребенка куда важнее каких-то домыслов. — ответила Татьяна, на что секретарь понимающе улыбнулась. — Если бы эти проблемы не задели не только меня, но и моих подруг. Количество низовых одарённых в нашей стране — больше пяти процентов. И это люди, которые часто едва сводят концы с концами, а им еще и в медицинской помощи отказывают. А дети? За что вы наказываете их?

— Мы не наказываем никого! — зло ответил Никодим, да так что даже стоящая рядом с ним секретарши вздрогнула. — Вы хотите, чтобы ваш сын получил лечение и не загнулся от внезапного обострения перитонита? Нет? Тогда хватит нести чепуху! Вы должны помочь нам снять опровержение на вышедшее кино. Вам все ясно?

— Мы обязательно проверим запись и уберем все лишнее. — заверила главврача секретарь. — Не волнуйтесь.

— О, мне все ясно. Значит вы отказываете нам в лечении, отказываете детям, только потому что они дарники? — едко спросила Татьяна. — Те статьи были правы? У вас, не у вас лично, а у всего вашего ордена, какие-то личные счеты с одаренными, верно? Зарубежные статьи не врали?

— Хочешь, чтобы твой ребенок сдох? — поднявшись с кресла спросил совершенно раскрасневшийся и злой главврач. Такого разительного изменения я не видел никогда в жизни. Вместо добродушного и располагающего к себе дядечки напротив нас стоял настоящий скалящийся монстр. — Это легко устроить! Когда кончатся лекарства, к кому ты придешь? К нам. Когда у него будет болеть живот? Поднимется температура? Мы решаем. Будет жить твой гаденыш или нет.

— Пожалуйста, возьмите себя в руки. — проговорила секретарь, ошалело смотря на Никодима. Тот резко отмахнулся, но все же чуть успокоился, чего допускать было совершенно нельзя. Неизвестно сколько еще продлится искусственная стимуляция центров гнева. А потому я позволил себе чуть подтолкнуть Татьяну, и девушка все поняла правильно, подобравшись словно кошка перед прыжком.

— Орден многие годы обвиняется во всем мире в предвзятом отношении к одаренным. Раз уж моя камера останется

у вас, и вы угрожаете моему сыну, могу я хотя бы узнать в чем я и он провинились перед вами и богом? — спросила репортер.

— Перед богом? — усмехнулся Никодим, показав ровные белые зубы в оскале. — Это вы сейчас здорово заметили. То, что вы называете дарниками — чудовища, которые подкупили ваших легковерных дремучих собратьев. Чем они виноваты? Самим своим существованием! А вы, идиоты, не понимаете, что они рушат наш мир! Рушат его изнутри! Тащат к нам тварей из вне! Вам мало одной зоны диссонанса, переполненной тварями? Мало Тугнусской зоны? Мало терактов? Вы знаете о том, что происходит при прорыве врат? И вы все еще спрашиваете у меня почему все дарники должны вымереть?

— Но при чем тут дети? — вскочив спросила Татьяна. — Они невинны! И за грехи своих родителей не отвечают!

— Они чума, против которой нет лекарства! — совершенно неожиданно Никодим перешел на ор. — Каждый из них — возможное чудовище. Спусковой крючок. Кнопка детонатора. Даже создатель чудовищ — Тесла, решил забросить свои исследования и прекратить их публикацию. Они не дети! Они твари в детском обличи!

— Интервью окончено! — скомандовала секретарь. — Снимите все оборудование, все личные вещи, телефоны и коммуникаторы. Охрана, помогите их досмотреть.

— В этом нет необходимости. — сказала Татьяна, сбросив пиджак и оставшись лишь в полупрозрачной блузке и облегающей юбке. — У меня нет диктофонов или чего-то подобного. Технику можете оставить себе, канал пришлет за ней техников завтра.

— И все же я настаиваю на досмотре. У людей достаточно интимных мест чтобы спрятать небольшой предмет. А у женщин таких мест на два больше. — усмехнулся Никодим. — В приемный покой их. Раздеть до гола и досмотреть по всей строгости.

— Мы пойдем сами. Не надо насилия. — сказал я, подступив к Татьяне. Со второй стороны ее прикрыл Таран, и все же нас попробовали взять в клещи. Да только ничего не вышло. А когда они поняли в чем дело — стало уже слишком поздно.

Зимний дворец. Рабочий кабинет регента.

— …срочные новости! Мы вынуждены прерывать собственное вещание, чтобы показать вам материал, переданный нашими коллегами с седьмого канала. Это интервью, взятое их сотрудницей менее получаса назад. В данный момент Татьяна Кренделева и ее двое помощников удерживаются на территории больницы в качестве заложников, и тем ценней добытое ею интервью, взятое у глав клиники.

— …и вы еще спрашиваете почему все дарники должны вымереть?! Они Чума, от которой нет лекарства! Каждый из них — возможное чудовище! — орал главврач, с сотен тысяч телеэкранов, в том числе с экрана в кабинете регента. А Петр сидел напротив, облокотив подбородок о сцепленные пальцы. Рядом, с бокалом вина разместилась Екатерина.

— Он добился своего. — мрачно прокомментировал Петр, уменьшив звук до минимума. — Если после этого мы будем сдерживать людей, они обернут свое оружие против нас. А что куда хуже, это реакция аристократов и дарников.

— А мое мнение и моя реакция тебя не волнует? — спросила, болтая вино в бокале спросила Екатерина. — Этот урод, только что, на камеру, признался, что они травили меня и моих детей. Они хотели меня убить… и если тебе я такое еще могу простить, то им — нет. Они должны ответить за все свои преступления, и если туда не пойдешь ты…