Граф в поезде
Шрифт:
К счастью. Она могла бы бросить его по своему желанию.
Бросьте его ее собакам, и он будет лежать там и тосковать по ней, пока его разрывают на части.
Еще одно прикосновение. Для нового поцелуя. Еще один ее вкус.
Когда он смог, он протянул руку и поднял ее на ноги, прижимая к себе и ее тело, и ее губы. На этот раз она встретила его с таким же пылом, ее язык нагло сражался, пока они сливали вкусы друг друга в одно неотразимое сексуальное лакомство.
Никогда в жизни Себастьян не
К тому времени, как она прервала поцелуй, они оба задыхались. Она прижала голову к его груди, явно стремясь контролировать свои легкие.
Призвав последнюю, рациональную мысль, он освободил бедра, чтобы заправить ствол обратно в брюки, и с огорчением обнаружил, что он все еще наполовину тверд. Он ожидал, что после такого мощного выброса, ему понадобится не менее получаса, чтобы полностью восстановиться.
Сейчас он не был уверен, что сможет отдохнуть.
— Тебе не обязательно было этого делать, — сказал он, обеспокоенный напряжением в ее теле, прижимающимся к нему.
— Мне нужно было, — сказала она, ее лоб все еще прижимался к его ключицам, как будто она не могла высвободиться и осознать чудовищность того, что они сделали. — Я-я хотела.
Переполненный состраданием, он положил дрожащие руки ей на плечи.
— Скажи мне, о чем ты думаешь, — пробормотал он, прижимаясь щекой и целуя ее волосы.
Она по-прежнему не поднимала головы, поэтому ему пришлось напрячься, чтобы услышать ее.
—Можно ли — я знаю, что это не то — что мы не такие — но… я, —несколько несформированных предложений замерли с дрожащим вздохом.
Подняв пальцами ее подбородком, он отстранился, чтобы поднять ее взгляд на свой. — Скажите, что вам нужно.
Она сжала губы, собираясь с силами.
— Ты бы… обнял меня?
— Женщина, если бы ты меня попросила, я бы остановил этот поезд.
Он развернул ее и изо всех сил старался не споткнуться, направляя ее к кровати. Трудно было не подхватить ее и не понести, но что-то остановило его. Не только из-за нехватки свободного места в вагоне, но и из-за ощущения, что ей нужна физическая автономия именно сейчас.
Взяв на себя инициативу, он сел на кровать и потянулся к ней, позволив ей скользнуть между его раздвинутыми ногами и еще раз потянуть за шелковый узел платка на его горле.
— Я знаю, что я смешная, — сказала она со скромной улыбкой. — Но я не могу расслабиться, зная, что тебе что-то жмет и ограничивает тебя.
— Разденьте меня на досуге, миледи, — поддразнил он, пряча горько-сладкое тепло в углублениях своих ребер.
— Я не буду тебя раздевать, — резко сообщила она ему. — Мне просто нужно, чтобы ты чувствовал себя комфортно.
Это тепло... Оно разливалось по его частям тела, как нагретый солнцем мед, пока он сидел с необычной неподвижностью,
Ее брови сошлись вместе, когда она дернула и схватилась за узел, который он закрепил довольно туго.
Мне нужно, чтобы ты чувствовал себя комфортно.
Сколько женщин сказали ему, что он им нужен? Слишком много, чтобы запомнить.
Фактически, он забыл каждую… каждую женщину, которая когда-либо нуждалась в нем. Чтобы трахнуть их. Обожать их. Чтобы доставить им удовольствие, возбудить и взволновать их.
Женщины часто были очень щедры, особенно в постели. Это было одно из того, что Себастьяну нравилось в них больше всего.
Но никогда в жизни ему никто не предлагал что-то столь искреннее и несложное, как это. Рассмотрение его простых удобств.
Себастьян не мог уловить ни намека на секс или соблазнение в ее движениях, ни робких взглядов из-под ресниц. Никакого увлажнения губ. Просто концентрация и, в конце концов, победа, когда она наконец освободила его и сняла оскорбительный шейный платок.
Он сглотнул, не обремененный одеждой, и все же что-то угрожало задушить его подозрительной тяжестью в горле. Что-то относительное. Ужасное даже.
Женщины уже раздевали его раньше. Он оставался пообниматься, выпить или даже переночевать.
Но никогда в жизни он не чувствовал такой близости. Такая огромная уязвимость. Это не было прелюдией к злодеянию, а лишь тихим последствием.
Что-то, что сделала бы жена.
Не скованный этой мыслью, он потянулся к ней, гладя руками форму ее тонкой талии, заключенной в корсет.
— Мне тебя развязать?
Она покачала головой, расстегнув лишь несколько пуговиц его воротника и расстегнув его, прежде чем подтолкнуть его лечь.
Себастьян сделал, как она приказала, вытянувшись поперек кровати и создав колыбель для ее головы в ямке между его плечом и грудью. Она расположилась именно там, где он надеялся, прижавшись к нему, как недостающий кусочек головоломки, прежде чем положить руку на его грудь.
— Как странно быть таким спокойным и в то же время нервным, — подумал он, обнимая ее руками.
Они лежали молча некоторое время, их мышцы слились воедино, дыхание замедлилось и, в конце концов, синхронизировалось, пока Себастьян наблюдал за игрой света фонаря на навесе наверху.
Никогда в жизни он не сидел молча с женщиной, по крайней мере, не удовлетворенный.
Что с ним делала Вероника Везерсток? Какого мужчину она бы из него сделала, если бы они провели в компании друг друга больше, чем эти драгоценные часы?
Это был вопрос, над которым он не мог позволить себе задуматься. Вместо этого он подарил ей удовольствие один раз, тот, который он обдумывал с тех пор, как вновь открыл для себя ее в этом поезде...