Графиня де Монсоро. Том 2
Шрифт:
При виде Бюсси, такого прямого, верного, преданного, герцог почувствовал некоторые угрызения совести, но два обстоятельства подавили в нем добрые побуждения: большая власть, которую забрал над ним Бюсси, как всякий сильный человек над человеком слабым, внушала принцу опасение, как бы Бюсси, находясь возле его трона, не стал настоящим королем; и затем – Бюсси любил госпожу де Монсоро, и любовь эта порождала все муки ревности в сердце Франсуа.
Однако Монсоро, со своей стороны,
«Если Бюсси пойдет со мной и, поддержав меня своей храбростью, поможет мне завоевать победу, тогда какое будет иметь значение для меня – победителя, что скажет или сделает этот Монсоро? Если же Бюсси покинет меня, я ему ничем больше не обязан и тоже его покину».
Вследствие этих двойственных мыслей, предметом которых был Бюсси, принц ни на минуту не спускал глаз с молодого человека.
Он видел, как тот со спокойным, улыбающимся лицом вошел в церковь, любезно пропустив перед собой своего противника д'Эпернона, и встал на колени где-то позади.
Тогда принц сделал ему знак приблизиться. В том положении, в котором он находился, принц, чтобы видеть Бюсси, был вынужден поворачивать назад голову, в то время как, поместив Бюсси слева от себя, ему достаточно было скосить глаза.
С начала мессы прошло почти четверть часа, когда в церковь вошел Реми и опустился на колени возле своего господина. При появлении молодого лекаря герцог вздрогнул: ему было известно, что Бюсси поверял Одуэну все свои тайные мысли.
И действительно, через некоторое время, после того, как они шепотом обменялись несколькими словами, Реми потихоньку передал своему господину записку.
Принц почувствовал, как кровь заледенела у него в жилах: адрес на записке был написан мелким, изящным почерком.
«Это от нее, – сказал себе принц, – она сообщает, что муж уезжает из Парижа».
Бюсси опустил бумажку в свою шляпу, развернул и прочел. Принц больше не видел записки, но зато он видел лицо Бюсси, озаренное светом радости и любви.
– А! Если ты не пойдешь со мной, берегись! – прошептал он.
Бюсси поднес записку к губам и спрятал на груди.
Герцог поглядел вокруг. Будь Монсоро тут, кто знает, возможно, у принца и не стало бы терпения дождаться вечера, чтобы назвать ему имя Бюсси.
Когда месса кончилась, все снова возвратились в Лувр, где их ожидал легкий завтрак – короля в его покоях, а дворян – в галерее.
Швейцарцы уже выстроились возле ворот Лувра, готовые отправиться в путь.
Крийон с французской гвардией стоял во дворе.
Так же, как герцог Анжуйский не терял из виду Бюсси, так и Шико не терял из виду короля.
Когда входили в Лувр, Бюсси
– Простите, монсеньер, – произнес он, отвешивая поклон, – я хотел бы сказать вашему высочеству два слова.
– Это спешно? – спросил герцог.
– Очень, монсеньер.
– А не мог бы ты сказать их мне во время шествия? Мы будем идти рядом.
– Извините, монсеньер, но я остановил ваше высочество как раз, чтобы попросить разрешения не сопровождать вас.
– Почему это? – спросил герцог голосом, в котором звучало плохо скрытое волнение.
– Монсеньер, вашему высочеству известно, что завтра – великий день, ибо он должен покончить с враждой между Анжу и Францией. Я хочу удалиться в мой венсенский домик и весь сегодняшний день провести там в затворничестве.
– Значит, ты не примешь участия в шествии, в котором участвует весь двор, участвует король?
– Нет, монсеньер. Разумеется, с разрешения вашего высочества.
– И ты не присоединишься ко мне даже в монастыре святой Женевьевы?
– Монсеньер, я хочу иметь весь день свободным.
– Но, однако, – сказал герцог, – вдруг в течение дня мне понадобятся мои друзья!..
– Так как они вам понадобятся, монсеньер, лишь для того, чтобы поднять шпагу на своего короля, я с двойным основанием прошу отпустить меня, – ответил Бюсси. – Моя шпага связана моим вызовом д'Эпернону.
Еще накануне Монсоро сказал принцу, что он может рассчитывать на Бюсси. Значит, все переменилось со вчерашнего дня, и перемена эта произошла из-за записки, принесенной Одуэном в церковь.
– Итак, – процедил герцог сквозь зубы, – ты покидаешь своего сеньора и господина, Бюсси?
– Монсеньер, – сказал Бюсси, – у человека, который завтра рискует жизнью в таком жестоком, кровавом, смертельном поединке, каким, ручаюсь вам за это, будет наш поединок, у человека этого нет больше иного господина, чем тот, кому будет предназначена моя последняя исповедь.
– Ты знаешь, что речь идет о троне для меня, и покидаешь меня?
– Монсеньер, я достаточно для вас потрудился и достаточно потружусь еще и завтра, не требуйте от меня большего, чем моя жизнь.
– Хорошо, – сказал глухим голосом герцог, – вы свободны, ступайте, господин де Бюсси.
Бюсси, ничуть не обеспокоенный этой внезапной холодностью, поклонился принцу, спустился по лестнице и, очутившись за стенами Лувра, быстро зашагал к своему дворцу.
Герцог кликнул Орильи.
Орильи появился.
– Ну как, монсеньер? – спросил лютнист.
– Он сам себя приговорил.
– Он не идет с вами?
– Нет.
– Он отправляется на свидание по записке?