Графиня де Шарни. Том 2
Шрифт:
Теруань не знала его в лицо; она полагала, что он — священник и называла его аббатом Сюло; как дикая кошка бросилась она на него и вцепилась ему в горло.
Сюло был молод, отважен и силен; одним ударом кулака он отбросил Теруань футов на десять, раскидал четверых мужчин, накинувшихся было на него, вырвал саблю из рук одного из убийц и двумя первыми ударами уложил двух нападавших.
Началась жестокая схватка; продолжая наступать и неуклонно продвигаясь к двери, Сюло сумел трижды отбить нападавших; наконец, он добрался до этой проклятой двери, но, повернувшись,
Он рухнул к ногам Теруань, не удержавшейся и со злорадством нанесшей ему последний удар.
Бедный Сюло только недавно женился, всего за два месяца до того, на прелестной девушке, дочери известного художника, Адели Галь.
Пока Сюло боролся с убийцами, еще одному пленнику удалось бежать.
Пятый пленник, которого выволокли убийцы, заставил толпу загалдеть от восхищения: им оказался бывший телохранитель по имени Вижье, прозванный красавцем-Вижье. Будучи столь же отважен, сколь красив, так же ловок, как отважен, он продержался около четверти часа, трижды падал, трижды поднимался вновь, и весь двор, каждый камень был окрашен его кровью, как, впрочем, кровью его убийц. Наконец, как и Сюло, он пал в неравной схватке.
Четырех других просто-напросто перерезали; имена их неизвестны.
Девять трупов толпа выволокла на Вандомскую площадь и обезглавила. Затем их головы надели на пики, и кровожадная толпа понесла их по улицам Парижа.
Вечером слуга Сюло выкупил за золото голову своего хозяина, а после долгих поисков разыскал и тело: благочестивая супруга Сюло, бывшая на втором месяце беременности, требовала, чтобы ей принесли останки дорогого супруга, дабы воздать ему последний долг.
Вот так, прежде чем началась настоящая война, кровь уже пролилась дважды: на ступенях ратуши и во дворе фельянов.
Мы еще увидим, как в Тюильри кровь сначала будет сочиться по капле, потом заструится ручьем, а затем хлынет бурливым потоком!
Как раз в то время, как происходили эти кровавые убийства, то есть между восемью и девятью часами утра, более десяти тысяч национальных гвардейцев, объединившихся по набату Барбару, а также благодаря объявленному Сантером общему сбору, шагали вниз по Сент-Антуанской улице, проходили под знаменитой аркадой Иоанна Крестителя, так надежно охраняемой накануне, и выходили на Гревскую площадь.
Эти люди шли требовать приказа идти на Тюильри.
Их заставили ждать около часу.
Среди солдат распространились два предположения.
Первое заключалось в том, что их вожаки надеялись добиться от дворца уступок.
Согласно второму предположению, предместье Сен-Марсо еще не было готово к действиям и необходимо было его дождаться.
Около тысячи вооруженных пиками восставших начали терять терпение; как всегда, наименее вооруженные оказались самыми горячими.
Они протолкались сквозь ряды Национальной гвардии со словами, что обойдутся и без нее и сами захватят дворец.
Несколько марсельских федератов, а также человек двенадцать французских гвардейцев —
Это и был авангард восстания.
Тем временем адъютант, видевший, как убили Мандэ, по весь опор мчался в Тюильри; однако лишь после того, как король, предприняв неудачную прогулку по двору, вернулся к себе, а королева — в свою спальню, адъютанту удалось добиться с ними встречи и передать эту печальную новость Королева испытывала то, что испытываешь всякий раз, как тебе сообщают о смерти человека, с которым ты только что расстался: она не могла в это поверить; выслушав доклад адъютанта, она попросила его еще раз рассказать об увиденном во всех подробностях.
В это время через распахнутые окна до них донесся шум.
Жандармы, национальные гвардейцы и канониры-патриоты, те самые что кричали: «Да здравствует нация!», стали задирать роялистов, называя их господа королевские гренадеры, прибавляя, что среди гренадеров Фий-Сен-Тома и Бютт-де-Мулен нет ни одного, кто не продался бы двору, и поскольку внизу еще никто не знал о смерти главнокомандующего, о чем стало известно во втором этаже, один из гренадеров громко выкрикнул:
— Бьюсь об заклад, этот каналья Мандэ прислал во дворец одних аристократов!
Старший сын Мандэ находился в рядах Национальной гвардии. Мы видели, где был его младший сын: он безуспешно пытался пробиться к своему отцу на ступени ратуши.
Услышав оскорбление, адресованное его отцу, старший сын Мандэ выскочил из рядов с обнаженной саблей.
Четыре канонира бросились ему навстречу.
Вебер, камердинер королевы, находился, переодетый национальным гвардейцем, среди гренадеров Сен-Рока. Он поспешил молодому человеку на помощь.
Послышался звон скрестившихся сабель; ссора перерастала в столкновение двух партий. На шум королева поспешила к окну и узнала Вебера.
Она позвала Тьерри, камердинера короля, и приказала ему сходить за ее молочным братом.
Вебер поднялся и обо всем доложил королеве.
В ответ королева поведала ему о гибели Мандэ. Свалка под окном продолжалась.
— Ступай, посмотри, что происходит, Вебер, — приказала королева — Что происходит, ваше величество?.. — переспросил тот. — Канониры оставили свои пушки, забив стволы так, что теперь из них невозможно стрелять: пушки выведены из строя!
— Что ты обо всем этом думаешь, дорогой мой Вебер?
— Я думаю, — отвечал славный австриец, — что вашему величеству следует спросить совета у господина Редерера; мне кажется, это один из преданнейших офицеров во всем дворце.
— Да, но где бы мы с ним могли поговорить так, чтобы нас не подслушивали, чтобы за нами не шпионили, чтобы нам не помешали?
— В моей комнате, если пожелает королева, — предложил камердинер Тьерри.
— Хорошо, — кивнула королева. Поворотившись к своему молочному брату, она продолжала:
— Разыщи господина Редерера и проводи его к Тьерри. Пока Вебер выходил в одну дверь, королева следом за Тьерри прошла в другую.