Графиня де Шарни. Том 2
Шрифт:
— О чем, сударыня?
— О том, что вы попытаетесь помешать мне умереть.
— Ваше сиятельство! На свете есть одно существо, которое мне было бы, верно, дороже отца с матерью, если бы Бог дал мне отца или мать: это вы!
— Да, и именно поэтому вы однажды уже нарушили данное мне слово.
— Я его не нарушал, ваше сиятельство: я послал вам яд.
— Через сына!
— Я же вам не говорил, кого я к вам пришлю.
— Итак, вы обо мне позаботились, господин Жильбер? Вы вошли ради меня в пещеру дикого зверя? Вы вышли оттуда с талисманом, отворяющим любую
— Я же вам сказал, сударыня, что пока я буду жив, вы не умрете.
— Ну, на сей раз, господин Жильбер, — заметила Андре с едва заметной улыбкой, — мне кажется, смерть у меня в руках!
— Ваше сиятельство! Заявляю вам, что если даже мне придется применить силу, чтобы вырвать вас отсюда, я все равно не допущу вашей смерти.
Не проронив ни слова в ответ, Андре разорвала приказ на четыре части и бросила его в огонь.
— Ах, ваше сиятельство! Ваше сиятельство! — горестно вздохнул Жильбер.
— Господин Жильбер, я хочу умереть! Жильбер простонал.
— Все, чего я от вас прошу, — продолжала Андре, — это постараться найти мое тело и спасти его от надругательств, которых оно не избежало при жизни… Господин де Шарни покоится в склепе в своем родовом замке, в Бурсоне; там я провела немногие счастливые дни моей жизни, там мне и хотелось бы лежать рядом с ним.
— Ваше сиятельство, во имя Неба заклинаю вас…
— А я, сударь, прошу вас, во имя своего несчастья!
— Хорошо, ваше сиятельство; раз вы так говорите, я обязан во всем вам повиноваться. Я ухожу, но побежденным себя не считаю.
— Не забудьте о моей последней воле, сударь, — попросила Андре.
— Если только мне не удастся вас спасти вопреки вашему желанию, ваше сиятельство, — молвил Жильбер, — она будет исполнена.
Еще раз поклонившись Андре, Жильбер удалился. Дверь захлопнулась за ним с отвратительным скрежетом, свойственным тюремным дверям.
Глава 12. ДНЕМ 2 СЕНТЯБРЯ
Случилось то, что и предвидел Дантон: едва заседание объявили открытым, как Тюрио выступил в Собрании с предложением, которое составил накануне министр юстиции; Собрание ничего не поняло; вместо того чтобы вотировать его в девять часов утра, оно стало обсуждать предложение Тюрио, обсуждение затянулось, и голосование прошло лишь в час пополудни.
Было слишком поздно!
Эти четыре часа обошлись Европе в целое столетие!
Тальен оказался проворнее.
Когда ему поручили от имени коммуны передать приказ министру юстиции явиться в муниципалитет, он написал:
«Господин министр!
По получении настоящего письма вы должны явиться в ратушу».
Вот только он ошибся адресом! Вместо того чтобы адресовать его «Министру юстиции», он поставил: «Военному министру».
Ожидали Дантона, а пришел Серван, в смущении спрашивая, чего от него хотят: от него не хотели абсолютно ничего.
Недоразумение скоро разъяснилось, однако время было выиграно.
Мы сказали, что Собрание, вотируя предложение Дантона в час пополудни, опоздало; и действительно, коммуна не теряла времени даром.
Чего хотела коммуна?
Вот как она поступила.
Как и говорил Дантон, убийц было не так уж много.
В ночь с 1 на 2 сентября, пока Жильбер безуспешно пытался спасти Андре, освободив ее из-под стражи в Аббатстве, Марат спустил своих собак на клубы и секции; хоть они и были бешеными, они не произвели на клубы ожидаемого впечатления, а из сорока восьми секций только две — секция Пуассоньер и секция Люксембург — проголосовали за бойню.
Что же касается диктатуры, то коммуна отлично понимала, что она может захватить власть от имени трех человек: Марата, Робеспьера, Дантона. Вот почему она приказала Дантону явиться в муниципалитет.
Читателям уже известно, что Дантон предвидел этот шаг: Дантон письма не получил и потому не явился.
Если бы он его получил, если бы из-за ошибки Тальена уведомление отнесли не в военное министерство, а в министерство юстиции, возможно, Дантон не посмел бы оказать неповиновение.
В его отсутствие коммуне пришлось принимать другое решение.
Она решила избрать комитет по надзору; правда, он мог быть избран только из членов коммуны.
Однако необходимо было ввести в этот комитет по убийству — вот его истинное название! — Марата. Но как это сделать? Ведь Марат не являлся членом коммуны.
За дело взялся Пани. Через своего бога Робеспьера, через своего шурина Сантера Пани имел влияние на муниципалитет, — нетрудно догадаться, что Пани, бывший прокурор, тугодум и тупица, автор нескольких нелепых стишков, не мог иметь никакого веса сам по себе; однако благодаря близости к Робеспьеру и Сантеру он, как мы сказали, пользовался в муниципалитете таким авторитетом, что ему было поручено выбрать трех человек, в дополнение к комитету по надзору.
Он остановил выбор на трех своих коллегах: Сержане, Дюплене, Журдее.
Они, со своей стороны, присовокупили еще пятерых:
Дефорга, Ланфана, Гермера, Леклера и Дюрфора.
Подлинный документ содержит четыре подписи: Пани, Сержана, Дюплена и Журдея; однако на полях можно разобрать еще одну подпись, принадлежащую, по-видимому, одному из четырех подписавшихся, весьма неразборчивую, в которой, впрочем, угадывается почерк Пани.
Это — имя Марата; Марата, не имевшего права состоять в этом комитете, не будучи членом коммуны
С появлением этого имени убийство стало неотвратимым.
Давайте посмотрим, какой размах оно приняло.
Мы сказали, что коммуна поступила совсем не так, как Собрание: она не стала терять времени даром.
В десять часов комитет по надзору был уже избран и отдал свой первый приказ; этот первый приказ имел целью перевести из мэрии, где заседал комитет, — мэрия находилась тогда там же, где теперь префектура полиции, — итак, первый приказ имел целью, как мы сказали, перевести из мэрии в Аббатство двадцать четыре пленника. Из этих двадцати четырех человек восемь или девять были священниками, то есть были облачены в рясу, вызывавшую в народе лютую ненависть: священники развязали гражданскую войну в Вандее и на Юге.