Графиня Монте-Кристо (Мадемуазель Монте-Кристо)
Шрифт:
— А теперь, мадемуазель, — говорит она, окончив свою работу, — не желаете ли взглянуть на себя в зеркало?
— Прекрасно, дорогая Потель, результат выше всяких похвал.
С левой стороны в волосах у меня красуется роскошная белая роза, трудно даже представить себе более прелестный цветок.
— Зачем вы украсили мою прическу этой розой, Потель? — недоуменно спрашиваю я.
— Разве она вам не нравится, мадемуазель? — наивно отвечает камеристка. — Цветок вам очень к лицу.
— Я предпочла бы обойтись без этой розы.
— Тогда придется сделать
— Нет, дорогая Потель, давайте оставим все как есть. Мне и самой кажется, что роза очень идет мне.
Эта роза в моих волосах даст понять виконту, что я получила его записку, прочла ее и приняла это доказательство преданности.
Но, поскольку я не держу розу в руках и не выроню ее из окошка кареты, то тем самым ясно дам виконту понять, что согласна принять от него лишь это доказательство его преданности и ничего больше. Мысль эта приносит мне облегчение и я немного успокаиваюсь.
Светит яркое солнце, погода просто великолепная. Птички весело чирикают на ветвях деревьев и мне самой невольно хочется пуститься в пляс по комнате.
Я слышу шум экипажа во дворе, матушка зовет меня.
До свидания, Урсула, я так тебя люблю!
ГЛАВА XII
Аврелия
Полдень давно уже наступил, но в доме прекрасной Аврелии жизнь только что началась. Узкие лучи света, проникая сквозь закрытые ставни, освещают золоченую мебель из розового дерева.
В воздухе ощущается слабый аромат духов и благовоний, которым пропитаны портьеры и драпри. Спальня хозяйки пуста, но на неубранной постели еще сохранился отпечаток ее прекрасного тела и во всем чувствуется неуловимый след ее присутствия — в воздухе, которым она дышала, в предметах, которых касалась ее рука, в пушистом ковре, по которому ступали ее изящные ножки.
В одной из соседних комнат слышится приглушенный шум голосов. Если мы пойдем на него и поднимем тяжелую портьеру, то окажемся в большой столовой, изящно убранной в китайском вкусе.
Мраморный пол устлан тонкими циновками, на шелковых обоях вытканы изображения экзотических птиц, по всей комнате расставлены роскошные цветы и редкие растения. В огромном аквариуме плавают золотые рыбки, а прихотливо расставленные статуэтки изображают китайских мандаринов, лукаво подмигивающих раскосыми глазами и с аппетитом поедающих ласточкины гнезда.
Аврелия и Нини Мусташ завтракают, сидя напротив друг друга. Нини пьет кофе и стоящий рядом с ней небольшой графин с ромом пуст на одну четверть.
Аврелия беззаботно сидит на бамбуковом стуле, с легкой улыбкой наблюдая за подругой. Во взгляде ее смешались привязанность, ирония, гордость и легкое презрение.
— Послушай, что ты за женщина? — восклицает Нини, ставя на стол пустую чашку и подпирая голову руками.
— На этот вопрос легко ответить, — спокойно произносит Аврелия, — я женщина, много повидавшая на своем веку, много любившая, много ненавидевшая и много страдавшая. Таким образом, ничто женское мне не чуждо.
— Иногда мне
— Так ли уж важно, кто я такая? — поспешно замечает Аврелия. — Я показала тебе свою силу, в настоящее время этого вполне достаточно. Недавно ты отказалась назвать мне свою настоящую фамилию и я тут же назвала ее сама. Тебя зовут Селина Дюран. Ты рассказала мне, что твоя сестра воспитывалась в провинции и это действительно так. В какой же провинции, в каком городе находится этот монастырь? Я сразу же назвала их тебе: это монастырь Св. Марты в Б…
Помолчав несколько секунд, Аврелия продолжала:
— Сказать тебе имя модистки, у которой работает твоя сестра? Ее зовут мадам Розель и проживает она на улице Вивьен, а сестра твоя живет у четы Жоссе на улице Рамбутье. О каждом из этих людей, не исключая и самой Урсулы, я могу рассказать тебе нечто такое, о чем ты даже не подозреваешь. Однако сейчас я не собираюсь делать сенсационных разоблачений, я просто хочу, чтобы ты знала о моих возможностях, и только. И как ты думаешь, сколько времени мне потребовалось на то, чтобы найти Урсулу в этом гигантском человеческом муравейнике, именуемом Парижем, и узнать о ней то же, что знаешь ты, а может быть, даже гораздо больше? Всего лишь несколько часов. Это же самое относится и к полковнику Фрицу и Лежижану, который, кстати, вовсе не Лежижан. На самом деле он носит совсем другое имя; стоит его упомянуть, как этот человек на коленях станет умолять тебя о пощаде.
— И как же его зовут на самом деле? — поспешно осведомилась Нини Мусташ.
— Этого я тебе не скажу, — сухо ответила Аврелия. — Во-первых, имя это — обоюдоострый меч, которым ты все равно не сможешь правильно воспользоваться; во-вторых, от приходящих ко мне за помощью я требую лишь одного — доверия. Доверься мне и я сниму печаль с твоего сердца так же легко, как поднимаю со стола вот эту чашку. Я уберегу твою сестру от всякой мести и от любых искушений, я сумею вывести Луи Жакмена из отчаяния и помогу тебе самой стать лучше и благороднее. Лишь одного я не могу сделать — снова вернуть к жизни твоего отца. Думаю, однако, что в глубине души ты считаешь его прощение ниспосланным тебе свыше утешением.
— И что же ты хочешь взамен? — спросила Нини, все еще испытывая недоверие к словам подруги.
— Ничего кроме веры в успех, ибо лишь вера приносит нам облегчение и победу.
— В таком случае, я ничего не понимаю, а, следовательно, и не могу тебе верить, — заметила Нини.
В ответ на это Аврелия лишь пожала плечами.
— Скажи же мне наконец, в чем тут заключается твой интерес? — настаивала Нини Мусташ.
— В чем состоит мой интерес? О, у тебя воистину злая душа, как ты сама недавно признала это в разговоре со мной. Ведь ты же приняла предложенный тебе Лежижаном план действий, ведь ты продала Урсулу, предав ее во власть грез! Что же удерживает тебя теперь, почему ты взываешь о помощи, почему хочешь пожертвовать всем?