Графиня Салисбюри
Шрифт:
— Все это — правда, но только первые три зависят от Империи и не могут участвовать в войне, не получив увольнения от императора. Что же касается четвертого, то он свободен; но он не что иное, как простой рыцарь, имеющий поместье от короля, и как владетель этого поместья, обязан следовать за ним на войну; поэтому и может оказать помощь Эдуарду, только своею особою и двумя прислужниками.
— Но, я могу надеяться, — сказал Вальтер, — по край ней мере, на добрых жителей Фландрии?
— Еще менее, господин рыцарь, потому что мы связаны клятвою,
— Вы мне сказали, — вскричал Вальтер, — что война с Францией опасна, но теперь я вижу, по словам вашим, что она даже невозможна.
— Ничего нет невозможного в этом свете для того, кто способен все хорошо обдумать; нет никакой неизвестности, которую бы определить было невозможно, трактата, которого нельзя бы было нарушить золотом, и клятвы, у которой не было бы потаенного выхода, где на страже всегда стоит выгода.
— Говорите, я вас слушаю, — сказал Вальтер.
— Во-первых, — продолжал Дартевель, как будто не замечая нетерпения молодого человека, — оставим тех, которые на стороне короля Филиппа и короля Эдуарда, потому что их трудно заставить переменить свои мнения.
— Но король Богемский?
— Его дочь вышла за Дофина Иоанна.
— Епископ Льежский?
— Филипп будет обещать ему кардинальство.
— Герцог Австрийский Альберт и Оттон?
— Их можно бы было купить, но они уже продали себя. Что же касается короля Наваррского и герцога Бретанского, то они природные союзники Филиппа; значит, все за Францию. Теперь будем говорить о тех, которые за Англию.
— Первый — Гильом Ганаусский, тесть короля Эдуарда.
— Но знаете ли вы, что он при смерти от подагры?
— После него сын его будет наследником, и я в них обоих равно уверен, как в одном, так и в другом. Потом Иоанн Ганаусский, находящийся при дворе Англии, и который дал уже обещание королю.
— Если он его дал, то, наверное, и исполнит.
— Рено-де-Гельдр, женившийся на Элеоноре, сестре короля.
— Потом еще кто?
— Никого более, — сказал Вальтер. — Вот все наши друзья и недруги!..
— Начнем же говорить о тех, кого нельзя назвать ни другом, ни недругом.
— Или о тех, кого выгода заставит сделаться тем или другим.
— Все равно, начнем с герцога Брабандского.
Но, вы говорите, что он нерешителен, и что трудно его принудить на что-нибудь окончательное.
— Правда, но у него есть недостатки, из которых один сильнее другого, — и я забыл сказать вам, что он больше скуп, нежели нерешителен.
— Эдуард даст ему 50 000 фунтов стерлингов, если это будет ему нужно, и возьмет на свое жалование все войска, которые он ему пришлет.
— Вот, что называется, говорит дельно. Теперь я отвечаю вам за герцога Брабандского.
— Потом следуют граф Жюлие, епископ Колонский и сир Фокемон.
— О! Это честные люди, — сказал Дартевель, — богатые и сильные, из которых каждый поставит
— Но, кажется, есть договор между ним и королем Франции?
— Есть трактат формальный и положительный, которым король Франции обязывается ничего не приобретать на землях Империи.
— Но, подождите, — сказал Вальтер поспешно, — мне кажется…
— Что такое? — спросил улыбаясь Дартевель.
— Что в противность этого договора, король Филипп приобрел замок Крев-Кер в Камбрезии, и замок Арлеан-Пюсель; а эти два замка на земле Империи, и зависят от императора.
— Что же из этого, — сказал Жакемар, желая как будто понудить Вальтера яснее изъясниться.
— Этих приобретений достаточно, чтобы найти причину к войне.
— Особенно, если король Эдуард примет на себя все расходы и ответственность за эту войну.
— Я поручу завтра графу Жюлие съездить к императору.
— По какой власти?
— Я имею бланкеты за подписью короля Эдуарда.
— Браво! Вот два из наших затруднений уничтожены.
— Остается третье.
— И самое трудное.
— Вы говорили, что добрые города Фландрии заключили договор, которым в случае военных действий с их стороны против Филиппа Валуа…
— Нет, нет, не против Филиппа Валуа, а против короля Франции; выражение это ясно, положительно.
— Филиппа Валуа или короля Франции — это все равно.
— Напротив, большая разница.
— Но в случае военных действий против короля Франции, добрые города Фландрии должны заплатить 2 000 000 гульденов и подвергнуть себя отлучению от церкви папою. Итак, эти 2 000 000 гульденов заплатит Эдуард; что же касается отлучения от церкви, то…
— Но, Боже мой, совсем не это, — сказал Жакемар, — 2 000 000 гульденов безделица, а отлучение от церкви, наложенное Римским папою, может быть снято Авиньонским. Но что всего важнее для торгового народа, то это — их слово, слово, которого они не продадут за золото целого света, потому что оно один раз нарушенное теряет навсегда кредит. Ах! Молодой человек, подумайте получше, — продолжал Жакемар, — есть средства на все, стоит только их найти; и вы, конечно, сами видите, как необходимо королю Эдуарду иметь за собою в случае неудачи Фландрию с ее крепостями и ее гаванями.
— Это и его мнение, — сказал Вальтер, — и поэтому он прислал меня вместо себя переговорить лично с вами.
— Если бы нашлось средство согласить данное Фландрией слово с выгодами Англии, то король Эдуард сделает какие-нибудь пожертвования со своей стороны?
— Во-первых, король Эдуард отдаст Фламандцам Лиль, Дуе и Бетюн, три гавани, которые Франция открывает для всех и которые Фландрия будет иметь только для себя.
— Хорошо, потом?
— Король Англии очистит остров Кадсан, и сожжет все, что на нем находится, потому что он служит вертепом Фламандским и Французским пиратам, вредящим меховой торговле Дании с Швецией.