Грань добра. Сборник рассказов

Голубев Игорь

Цыганка заворожено смотрела на человека. Откуда он все узнал? Из полиции? Не похоже.

– Скажи, – продолжил человек, ты веришь в душу?

– Да плевала я на эту твою душу, – неожиданно сорвалась цыганка, – мне бы денег заработать, да доченьку мою вырастить, что б человеком была, на все для нее готова.

– А я помогу, – спокойно произнес человек, – но взамен мне отдашь то, во что не веришь. Просто дай мне свою руку.

Как во сне, с безумной надеждой, цыганка протянула незнакомцу руку.

…

– Мамочка, не бросай меня, мамочка, пожалуйста, я тебя люблю, пожалуйста –

Злата цеплялась за руку матери.

– Ты мне просто безразлична, пошла вон, – цыганка оттолкнула руку дочери и скрылась в бездушной толпе.

Злата села на траву газона и горько заплакала.

…

– Ты что потерялась? – два сержанта полиции вышли из патрульной машины и подошли к девочке.

– Нееет, – снова заревела Злата, размазывая слезы по чумазому лицу, – мама меня бросила.

– Ну, поехали с нами, поможем – протянул один из них руку.

…

Опорный пункт полиции приткнулся позади большого универсама. Внутри пахло табаком, затхлостью и канцелярщиной. И горем.

– Это к тебе, – сержант слегка подтолкнул Злату в кабинет, – говорит, мама ее бросила.

Лейтенант полиции Антон Круглов, инспектор по делам несовершеннолетних, хмуро глянул на заплаканную девочку.

– Похоже, вечер со своей девушкой придется отложить, – зло подумал Антон, и обреченно вздохнул – рассказывай, что там у тебя.

Выслушав сбивчивый рассказ девочки, Антон задумался. Скорее всего, это выдумки и вранье. Цыгане вообще всегда врут. Но девочку жалко. Тем более он знает, где живут цыгане. В такой поздний час из приюта за ней уже не поедут. По инструкции надо было составить рапорт, оставить девочку до утра в обезьяннике. А утром отправить с документами в приют. Там никто ее родных разыскивать не будет. Дадут новое имя, и появится в стране еще одна сирота. Эх. Надо идти к Михалычу.

Михалыч, начальник отделения, перехаживающий в майорах уже второй срок, был человеком душевным и справедливым. Не раз помогал в трудных ситуациях. За подчиненных был всегда горой. За что начальство его и не любило.

Подойдя к двери начальника, Антон услышал из-за двери музыку и голос Михалыча. Михалыч сидел в расстегнутом кителе, без галстука, с почти пустой бутылкой водки на столе и пьяненько подпевал телевизору.

– Товарищ майор, – обратился по-уставному Антон, – тут девочка – потеряшка. Поздно уже. Дайте экипаж, пусть отвезут ее в пригород, я знаю адрес ее семьи.

– А мне, иик, полковника дали, счастливо захихикал Михалыч, и в Москву переводят, – он налил в чашку водки и залпом выпил, – вы все мне просто безразличны, нет до вас всех дела. К новому начальнику придешь.

…

–Ну и черт с ними всеми, – думал Антон, пристегивая Злату на заднем сидении своего старенького Рено, – сам отвезу, все равно вечер уже накрылся.

– И откуда берутся эти бездушные люди? – думал он, выруливая с полицейской стоянки.

Свет фар выхватил из темноты пустые скамейки бульвара. На одной из них на мгновение мелькнул силуэт человека в старомодной шляпе и с тростью. А может, показалось?

Амулет

– Вяжи крепче эту гадину, сколько бед натворила, ну ничего, огонь все очистит – стражник передал

конец железной цепи товарищу. Запястья Олеси были накрепко стянуты серебряной цепью. Грудь плотно охватила серебряная сеть. Столб в центре площади был шершавый и теплый от солнца.

…

– Олеся, дочка, вставай скорее, – мать трясла ее за плечо, – быстрее беги в лес. Глаза матери стали изменять свой цвет с изумрудно-зеленого на черный. Когда у мамы были такие глаза, Олеся ничего не спрашивала, а делала. Олеся выскочила из землянки и помчалась в густой предрассветный туман леса. Она едва успела скрыться в зарослях, как на полянку перед землянкой вылетели всадники.

Утреннее солнце брызнуло на бронзовые доспехи и красные плащи. Статные, как на подбор, гнедые лошади несли два десятка крепких седоков с копьями и мечами в руках.

– Стражи Аркаима! – с ужасом поняла Олеся. Мама показывала их издали. Этот особый отряд охотился за такими, как мама.

Высоко вверху, над землянкой, небо стало темнеть, тучи сгущаться. Всадники швырнули внутрь землянки подожженные горшки, и изнутри повалил густой, вонючий дым. Мать с отцом, все в дыму выскочили из землянки. Отец бросился на стражей, но один из них, заученно – лениво махнув мечом, как будто отгонял муху, свалил отца под копыта.

Жутко засвистел и завыл ураганный ветер на полянке. Он рвал плащи всадников и выбил некоторых седоков из седел. Мать на глазах стала меняться. Седые волосы, скрюченные руки, протянутые к Охотникам, черные бездонные глаза. Искривленный в ненависти рот. Всадники встали в коловод. (Коловод от слова кола – круг, кольцо (ныне мы говорим хоровод) – боевое построение всадников, когда они кружат вокруг своего врага, не давая ему сосредоточится. Прим. автора). Двое Охотников, заехав сзади и растянув серебряную сеть, набросили ее на колдунью.

Колдунья упала на землю. Там, где серебряная сеть касалась кожи, стали появляться язвы и пошел черный дым. Колдунья закричала от боли и стала кататься по земле. Старший Охотник соскочил с лошади и, бросившись к колдунье, разорвал ворот рубахи.

– Нет амулета, – обрадовано воскликнул он, – бей!

Десяток копий пригвоздили колдунью к земле. Над серебряной сетью перестал идти дымок только тогда, когда, пройдя сквозь тело, она коснулась земли.

…

Над Аркаимом вставало утреннее солнце. Улицы древнего города, построенного в виде концентрических кругов, замыкались на главной площади, бывшей и рынком для торговли со всей Гардарикой и местом народных собраний. Сейчас там был вбит в землю столб. Привязанная к столбу Олеся видела, как к площади стекаются эти людишки, жадные до зрелищ. Ну, ничего, будет им зрелище.

…

Олеся остановилась у небольшого поля. Вдали виднелись белые стены Аркаима. А здесь, как и на соседних полях, собирала урожай семья земледельцев.

– Эй, вы, – закричала Олеся, – живо принесите мне еды и воды.

К Олесе подошел пожилой человек с кувшином воды.

– Еды нет, вот попей, – протянул он кувшин, – только просить то добром надобно. На добро тебе добром и ответят. Неужто мамка не учила?

– Мамка? – заорала Олеся, – да как ты говоришь со своей повелительницей?