Грань креста (дилогия)
Шрифт:
Столовая на «Скорой» — место особое. Здесь не просто едят. Работники стекаются сюда в перерывах между вызовами, чтобы чуточку расслабиться за чашкой крепкого чая, обменяться новостями, посплетничать, рассказать или выслушать анекдот, поругаться, посоветоваться с коллегами по поводу тяжёлого больного, заполнить карточки вызовов. (Кстати, для писанины существует ординаторская, но почему-то там целыми днями пусто, почти все предпочитают отписываться в едальне.) Или просто уронить перед сном в истерзанный профессиональным гастритом желудок бутерброд, чтобы с голодухи цыган с кнутом не приснился. Такой вот своеобразный
В тёплой светлой столовой у зашторенного окна жевала и болтала немалая компания. Завидев меня, сидевшие у стола потеснились. Откуда-то взялась кружка с чернющим чаем, в руку мне сунули бутерброд неведомо с чем. Я благодарно жевал, лениво думая, что следовало бы приволочь и высыпать сюда свои прибывшие издалека харчи, но вставать с места было неохота… Вполуха я слушал очередную рассказку, ожидая её окончания, с тем чтобы расспросить этих симпатичных коллег, куда же меня угораздило попасть и как мне дальше поступать. Должен же быть выход!
Рассказывал высокий парень со светлой бородкой, не забывая одновременно прихлёбывать и откусывать:
— …А там, понимаешь ли, не сидеть, там работать надо. Так он, злодей, что удумал: чтоб на работу не идти, взял гвоздь и прибил мошонку к табурету. Ну, вызвали нас. Мы, ясен пень, гвоздь вынимать не стали, с табуретом его в машину — и к хирургу. В приёмном народу — тьма. Ждём. Бабка-санитарка шмыгает, полы протирает. Ворчит: «Ну, вы вообще озверели! Уже с мебелью возить начали. Слышь, ты, дай сюда табурет!» И за ножку…
Громовой хохот покрыл последние слова. Едва затихли смешки, как откуда-то снизу, чуть ли не из-под моей кружки, раздался тоненький голосок:
— А вот у нас был случай…
Я опустил глаза и поперхнулся. На столе, между развёрнутыми пакетами с едой, чашками с чаем и подмокшими кусками сахара, суетилось существо, как две капли воды похожее на большую мышь, но облачённое в крошечный халатик, который, по-видимому, не далее чем полсуток назад являлся ослепительно белым. Сейчас же, впрочем, был он мят, несвеж и перепачкан пятнами крови, анальгина и кофе, один карман болтался полуоторванный, и оттуда норовил выпасть потрёпанный блокнотик.
Из воротника халата торчала вполне мышиная серая головка с умными глазками-бусинками, подвижными жёсткими усами и огромными розовыми ушками. На нагрудном кармане красными нитками вышиты крестик и имя «Люси». Голенький хвостик возлежал на свёрнутом фонендоскопе, чашка которого, с выцарапанным тем же именем, едва ли не превышала по размеру саму его обладательницу.
Сидящие за столом устремили вниз глаза и вполне серьёзно приготовились было слушать очередную историю, нимало не удивляясь, что она исходит из столь необычных уст, но тут столовая наполнилась смрадом и дымом, раздался оглушительный рёв. Я вскочил. В двери с трудом протискивалось невообразимое чудовище — зелёное, чешуйчатое, с высоким гребнем по хребту. Страшные когти его скребли коричневый кафель пола, из разверстой пасти стекали капли кипящей слюны. Кошмарное
Ноги мои стали ватными. Сердце провалилось вниз и затрепыхалось в кроссовках. Никто из сидящих за столом, впрочем, не подал признаков паники.
— Кто сюда впустил Зинку? — недовольно спросил один из собравшихся. Пусть двор идёт сторожить.
Чудовище ловко поймало ужасающей пастью брошенный кем-то кусок колбасы и, изрыгая зловонный пар, ретировалось.
— Что это? — заплетающимся языком спросил я.
— Кто? Зинка-то? А, малый дракон.
— А что, ещё и большой есть?
— Большой? Есть и большой. Начмедом у нас. Завтра познакомишься.
Коллеги усмехнулись неведомо чему.
Забыв о чае, я, шатаясь, побрёл в курилку. Станция, судя по всему, абсолютно стандартная, и расположение помещений ничем не отличается от ставшего привычным мне на родном месте службы.
Так и оказалось. Курилка обнаружилась неподалёку от столовой. Она пустовала. На столе тосковали смятая газета, банка из-под кофе, наполненная окурками, и разбросанные костяшки домино. За приоткрытой дверью на зарешеченную терраску клубился всё тот же ночной туман. Обессиленно я опустился на обшарпанную лавку, в прежней жизни явно служившую кушеткой в процедурной, и тоскливо закурил. Моё положение час от часу становилось всё безысходней. Перегруженная непонятками голова тупо гудела, не производя ни единой мысли.
Сигаретный дым мягкими кольцами поднимался к негорящей лампочке и таял, как мои надежды на возвращение в привычную реальность.
— Что, сумеречничаем, коллега? — раздался от двери бодрый голос, щёлкнул выключатель. Когда я открыл глаза, зажмуренные сперва от яркого света, то увидел перед собой доброжелательную улыбку очередного местного медика. После всех сегодняшних ужасов его оливково-зелёная кожа и заострённые уши не выглядели так уж дико — всё остальное было вполне человеческим.
— Не тоскуйте, коллега. Всем нам пришлось через это пройти в своё время. Ничего, живём. Идите-ка спать. Утро вечера мудренее.
— Мне сейчас не до сна, право слово.
— Идите, идите. Сами знаете, спать нужно, пока время есть. А то потом некогда будет. Вот, сглотните на ночь. — Он выкатил из пузырька на шестипалую ладонь небольшой коричневый шарик. Я покорно слопал таблетку безо всякой воды, погасил в банке окурок и потащился наверх.
Ночлежка гостеприимно встретила меня храпом и вонью немытых ног. Разыскавши в шкафу бесхозное рваное одеяльце, я, не пытаясь уже найти подушку, рухнул на ближайший свободный топчан и забылся тяжёлым сном.
Глава вторая
Я не понял, отчего проснулся. Не то солнечный лучик глянул сквозь щель в плохо задёрнутой занавеске прямо мне в глаз, не то слишком громко кликнули очередную бригаду на вызов. Ночлежка была пуста, на топчанах валялись скомканные одеяла разъехавшихся коллег, да забытый кем-то впопыхах фонендоскоп приютился на спинке стула.
Я тряхнул головой, прогоняя прочь остатки нелепого сна, мучившего меня этой ночью, подойдя к зеркалу, причесался пятернёй. Улыбаясь доброму солнечному утру, раздвинул занавески и широко распахнул раму, впуская в протухшее за ночь помещение свежий воздух…