Грань времени

Уолкер Райса

Здесь что-то не так. Отец Трея был очень спокоен, когда я встретила его, и у меня не возникало чувства, будто он какой-нибудь деспот. Я вспоминаю все те ночи (многие из которых приходились на дни школьных занятий Трея), когда мы сидели за компьютером часами, задерживаясь допоздна, хотя в это время Трей уже должен был быть в постели.

– Все в порядке? – спрашиваю я.

– Да, – бросает он, но это мало похоже на правду. – Просто в последнее время папа достает меня по поводу и без. Но сейчас он прав – мне, наверное, уже пора.

«Он

доверяет мне». Помню, как Трей не раз говорил это о своем отце, и я не могу не задаться вопросом, что же произошло.

Мы подходим к фасаду дома, где припаркована его машина.

– А в твоем медальоне, случайно, нет стабильной точки для Пунта-Каны?

Я смеюсь.

– Сильно в этом сомневаюсь, если только поблизости не произошло какого-нибудь исторического сражения или еще чего.

– Очень жаль, – говорит он. – Я постараюсь позвонить тебе через пару дней. Может быть, сходим куда-нибудь, когда я вернусь?

Я киваю.

– Я не против.

Он быстро проводит рукой по макушке Дафны, так же быстро чмокает меня в щеку и уходит по тротуару.

Когда он садится в машину, у меня возникает странное ощущение, будто за нами наблюдают. Я оглядываюсь и понимаю – это, вероятно, оттого, что я стою почти там же, где стояла в тот день, когда Саймон пытался выхватить мой медальон. Я нахожусь за пределами защитной зоны, в нескольких сантиметрах от того места, где Трей ударил Саймона монтировкой по голове. В нескольких сантиметрах от того места, где исчезла Кэтрин.

Я быстро отступаю на четыре или пять шагов к крыльцу и машу Трею на прощание, когда он включает фары и отъезжает от тротуара. А потом примерно в полуквартале от него вспыхивают еще одни фары, и темно-синий фургон уезжает вслед за ним.

Это просто соседи выехали за галлоном молока или еще чего. Наверное.

Вот только я не помню, чтобы видела этот фургон раньше. И ощущение, что за мной наблюдают, исчезает вместе с фургоном.

4

Я провожу весь следующий день с моим Дорогим Дневником, и единственным важным достижением стало то, что мне удалось точно определить местоположение другой-Кейт – Чикаго. Это немного странно, потому что я никогда не была в современном Чикаго, только в версии 1893 года. Трудно представить, что горизонт, который я вижу за ее окном, – тот же самый, который я видела несколько месяцев назад.

Со временем дневник становится интереснее, наверное, потому, что другая-Кейт стала пропускать дни, а иногда и недели между записями. Так что теперь вместо бесконечных записей о ее тренировках и прочих ежедневных мелочах она садилась за отчет, только когда ей было что рассказать.

Я только собиралась нажать на следующую запись, как зазвонил мой телефон. В моей недавно урезанной социальной жизни есть только четыре человека, от которых я могу ждать звонка: мама, папа, Трей или «Извините, ошиблись номером». Я очень надеюсь на третий вариант.

Это вариант

номер один.

– Привет, мам. Что случилось?

– А что-то должно было случиться? Неужели я не могу просто поговорить со своей любимой дочерью?

– Можешь, но что случилось?

Она смеется.

– Ладно, признаюсь. Так и есть. Не хочешь сходить на ужин в «О’Мэлли»?

Я уже собираюсь отказаться, потому что это был долгий день и я устала, но сейчас только пять часов вечера. Поскольку мама ничего не знает о моей второй жизни путешественника во времени, ей будет больно, если я откажусь. А в «О’Мэлли» есть луковые кольца. Огромные, жирные, сочные, очень, очень вредные луковые кольца с идеальным количеством специй.

Наверное, я слишком задумалась, потому что она продолжает отстраненно:

– Но если у тебя уже есть планы…

– Вообще-то, мам, звучит здорово. Встретимся там или в доме?

– Нет-нет. Я за тобой заеду.

– На чем, на твоем велосипеде? Со мной на заднем сиденье придется долго ехать до «О’Мэлли».

– Я сейчас возле проката авто напротив кампуса, и здесь стоит тот милый маленький синий «Мини-Купер» с откидным верхом. Помнишь его?

– Да…

– Что ж, он снова меня испытывает. Думаю, мне придется арендовать его на пару часов.

– О-о-кей, – тяну я с подозрительной ноткой в голосе. Это не похоже на маму. Мало того что она арендует машину (а с тех пор, как мы переехали в Вашингтон, она делала такое раз пять от силы), так она еще и едет сюда, к дому Кэтрин. Для нее это все равно что добровольно войти в логово зверя. Теперь я уверена, что что-то не так.

– Дай угадаю. Ты встретила мужчину своей мечты, и теперь сбегаешь, чтобы жить на уединенном острове на берегу Тихого океана, доверившись матери-природе.

Она снова смеется.

– Да. А еще я выиграла в лотерею. Ты свободна в полшестого?

* * *

Я доела свой кобб-салат, и в баскете, стоящем рядом с моей тарелкой, осталось два луковых кольца. Я поднимаю вилку и вонзаю ее в красно-белую клетчатую бумажную салфетку в нескольких сантиметрах от мизинца моей матери.

Она же прекрасно знает.

– Дебора Пирс, – говорю я самым строгим голосом, на какой способна, – вы в шаге от нарушения третьего параграфа, части второй Соглашения о луковых кольцах. Держите руки при себе, леди.

У нас с мамой есть договоренность насчет «О’Мэлли» – мы не делимся луковыми кольцами. Та, что не может держать в узде желудок и съедает все свои луковые кольца еще до основного блюда, должна смириться и терпеть.

К несчастью, глядя на эти последние два кольца в своей тарелке, я вспоминаю, как Трей угостил меня кольцами из «О’Мэлли» после моего первого тестового перемещения к мемориалу Линкольна и в наш последний день перед перемещением на выставку. Это, безусловно, напоминает мне и обо всем остальном, что происходит в моей жизни, о чем я не могу говорить с мамой.