Грань Земли
Шрифт:
Ранзор слез с кокона по его массивным стеблям и осмотрел болото. В нём кто-то вяло шевелился. Ранзор высвободил из-под всей этой массы едва живую Азалию, взял на руки и понёс.
Он прошёл через лес спокойным шагом, глубоко вдыхая этот упоительный подобный ароматам соснового бора воздух. Теперь, когда враги бежали, вся власть в его Ранзора руках, а недоноски и калеки утратили значение. Вся Анима и Бугульма объяты счастьем, а скоро оно покроет и остальной мир.
Пока Ранзор предавался размышлениям, вокруг пробегали полуживые-полумёртвые зайцы, гордой поступью в поисках съестного
И все и вся вокруг сменили свой окрас и потемнели. Даже в храме земли с его хрустальными стенами теперь пылали смолисто-рыжие огни.
Ранзор усадил озябшую Азалию у входа, сам же подошёл к хрустальным стенам и поднёс руку. Она стала дрожать, дыхание и сердце замерли, а в горле застрял писк и должен был вот-вот высвободиться, но ничего не вышло, ладонь спокойно прижалась к хрусталю, и писк выпорхнул стоном облегчения. Ранзор и вовсе прижался к стене щекой, чувствуя тёплую пульсацию, сердцебиение планеты. Затем отстранился, вернулся к Азалии, поднял её и усадил в кресло уже внутри притвора. И стал водить руками, окутывая Азалию смолисто-рыжими облачками, такую обезвоженную, израненную и одноглазую.
«Я могу управлять энергией, но тайны её свойств мне не доступны.» - Хмыкнул про себя Ранзор, глядя как обновлённый эфир пропитывает плоть его любимой.
Эффект был подобен тому, как если бы жаждущему заблудшему в пустыне путнику дали испить прохладной колодезной воды.
Азалия вздрогнула и разразилась дрожью и кашлем. Спазмы стали униматься, когда Ранзор нежно обнял Азалию за плечи и был с ней всё то время, пока судороги не прекратились, а после гладил её чёрные, шелковистые волосы. Сама же Азалия разглядывала свои рубцы и пепельные раны едва касаясь их. Ранзор взял её руку, поднёс к губам и поцеловал. Голова Азалии была поникшей, волосы закрывали лицо, а голос хрипел.
– Ядро погубит нас…
– Тссс… - Ранзор приподнял её головку и убрал с лица локоны.
– Не волнуйся. Теперь Анима наш друг.
– Азалия казалась потерянной.
– Ты же чувствуешь это? Счастье проникло всюду своими чёрными нитями.
– Она покачала головой.
– Мы сделали это, моя милая Аза, наши враги бежали, поджав хвосты. Анима стала нашей, Бугульма стала нашей, скоро купол падёт, и мы покроем весь мир.
– Давай вернёмся на поверхность, здесь мне так плохо, я чувствую себя слабой, мёртвой.
– Ты исчерпала свои силы, когда спасла меня, нужно время, и ты станешь сильнее прежнего. Лишь потерпи немного.
– Я задыхаюсь…
К Азалии подплыло ещё больше эфира, теперь её пропитывали целые потоки смолисто-оранжевого света, а Ранзор удалялся всё дальше от протянутой руки, пока не вышел из притвора.
Лесная тропа вывела его на центральную улицу, через которую он прибыл в яблоневую рощу, где, будучи нагим, чувствовал себя Адамом в райских кущах. Он сорвал золотой плод. Надкусил, и энергия волнами разлилась по телу. Прямо из кожи начала сочиться чернота, принимая форму брюк, туфель и пиджака с рубашкой и ядовито-красным галстуком. Прекрасно. Изысканно.
Ранзор улыбнулся и прошёл дальше к скалам. К тоннелю, где он вгляделся в темноту, что
Точно такая же буря оранжевого света возникла в Бугульме, в центральном парке между деревьями. Она подняла листья и рассеялась, оставив Ранзора на выложенной брусчаткой тропе, расходившейся пятью ответвлениями в разные стороны по всей территории парка. Что в нём изменилось? На месте редкой травы вырос пышный газон, а сам парк обзавёлся цветочной каймой из чёрных, красных, синих и жёлтых тюльпанов, благоухая свежей хвоей и даже чем-то рождественским.
Поначалу Ранзор широко улыбался этому благоденствию, пока не стал замечать что-то мёртвое во всей этой цветущей красоте, естественность которой была сравнима со штукатуркой или макияжем, не более чем пластик в запертом безвоздушном пространстве. Это были невыносимо-жалкие потуги в красоту и жизнь, но нельзя дышать спёртым воздухом, наесться попкорном, употреблять тухлое мясо, запивая это газировкой и говорить, что всё прекрасно, как нельзя заменить живых людей манекенами.
Ранзор тут же выбежал на площадь, желая увидеть человеческие лица. И увидел.
С прямой осанкой, в чёрно-оранжевых одеждах, но это были не те великие женщины и мужчины, которых хочется наблюдать и слушать, но переодетые в вычурные платья и фраки свиньи. Брюзжащие, выказывающие презрение ко всему мелкие люди, с мерзкими ухмылками, дешёвой, пропахшей нафталином циничностью к чужой мечте и устремлениям, пессимисты и нигилисты. Взгляды их были одинаково высокомерными и наглыми, речи пусты и оглушительны, дикие и невежественные все они есть сплошной хохот, ругательства и глупость. И колоссальная нетерпимость ко всякому, кто хоть на йоту отличен от них самих.
Сама природа таких людей прославляла бесполезных, безнравственных, серых и пассивных потребителей. Таким натурам претит истинная, живая, великая красота, сила и ум, и она всегда ищет способ, чтобы убить талант. Требует с ним войны, пребывая в своей тупой уверенности о собственной значимости и правоте, тогда как все прочие неправы.
Вот что видел Ранзор и вздрогнул, ужаснулся от увиденного. Но ведь такого не может быть с каждым? И верно, бывала в их речах учтивость, никто никого не перебивал, но всё это делалось с притворством, издёвкой и выжиданием, чтобы уколоть друг друга побольнее, словом, делом или взглядом.
И внешне все эти люди казались статными, красивыми и приятными, от них веяло шармом, харизмой и обаянием. С правильно поставленной дикцией и выразительными речами, милыми, очаровывающими улыбками, но вся эта совокупность достоинств ничего не значила. Красота была мёртвой, головы пусты, а признания лживы и неискренни. Несмотря на всё их обаяние и здоровье, чего же им не хватало? Откуда бралась эта внутренняя гнильца? Ранзор проходил между ними и не понимал этого. На языке вертелся единственный вопрос – что с вами не так?!