Грань
Шрифт:
— О, какой же я глупец! Что я натворил! Это все моя вина. Пожалуйста, позвоните им.
— Как только ты до конца все мне выложишь.
— Но я свалял такого дурака!
— Рассказывай, Стю. Чем раньше мы узнаем правду, тем легче все закончится для Джимми.
Он снова смахнул влагу из уголков глаз.
— Мой отец, он… очень жесткий человек. Ему всегда хотелось, чтобы я получил образование там же, где и он. В Принстоне. Он был одним из тех, кого там негласно называли Главарем курса. Слышали о таких? От меня он требовал того же. Но только я ненавижу этот университет. Мое место
— А при чем здесь подделка чека?
— При том, что я трус хренов по натуре. — Он схватил со стола салфетку и высморкался. — У меня не хватило смелости сказать отцу, что я не хочу нынешней осенью возвращаться в университет. Я так боюсь его! И мама тоже его боится. Он на всех нагоняет страх. Мне он постоянно твердит: «Ты же не собираешься стать моей третьей дочкой, а?» Заставил меня играть в американский футбол, притом что я вешу всего шестьдесят пять килограммов. Представляете меня среди этих верзил в футбольной команде? Но он упорно возил меня на тренировки. «Будь мужиком. Заставь меня гордиться тобой. Иди по моим стопам». А у меня твердости не хватало сказать «нет».
— И тогда ты снял деньги с его чековой книжки, чтобы он не смог заплатить за твою учебу?
— Трусливый прием, да?
— А Джимми ты попросил забрать монеты, которые купил сам.
Стю кивнул.
— Он не сделал ничего дурного. Богом клянусь! Только помог, и все. В Нью-Джерси живет его семья, и он часто у них бывает. Потому мы и решили заказать доставку туда, а не в Вашингтон.
— А потом отец обо всем узнал и забрал заявление из полиции.
— Да, он как-то узнал, к моему ужасу.
Нетрудно было вообразить себе разыгравшееся между отцом и сыном пиротехническое шоу.
— Что ты сделал с деньгами?
— Мне не деньги нужны были.
— Понимаю, но все же хочу знать, как ты ими распорядился.
— Мы немного оставили себе, а остальные пожертвовали фонду борьбы со СПИДом и «Международной амнистии». Мне противна мысль, что мой папаша так хорошо зарабатывает на разработке нового оружия. Именно это он делает по заказам Пентагона. И притом страшно доволен собой. Строит из себя супермена. Мне хотелось, чтобы раз в жизни его деньги пошли на добрые дела.
— Не мог бы ты в таком случае дать мне координаты кого-нибудь в «Амнистии», кто подтвердил бы твои слова? — попросил я.
Стю просмотрел дисплей своего блэкберри, потом продиктовал имя и номер телефона.
— Зафиксировано? — спросил я.
Парень снова вздрогнул от неожиданности и нахмурился.
— Не пугайся, это я разговариваю уже не с тобой, — объяснил я.
— Сейчас проверю, — услышал я в наушнике голос Дюбойс.
— Нам придется немного подождать, — сказал я Стю.
Парень обмяк в кресле и снова вытер нос. Потом оглядел кофейню и неожиданно рассмеялся:
— Мы все время ходим сюда. Джимми и я.
Я промолчал.
— Знаете, что он мне здесь рассказывал буквально позавчера?
— Что же?
— Когда упоминают о Корее, все думают, что там пьют только
Потом он замолчал. Признаюсь, мне не часто приходилось видеть перед собой человека более печального. Слезы опять хлынули из его глаз.
— Умоляю вас, — пробормотал он. — Позвоните людям из ФБР. Скажите им, что Джимми совершенно не опасен.
Потом я услышал голос Дюбойс:
— Все подтвердилось. Они перевели «Международной амнистии» тридцать одну тысячу.
— Хорошо, — сказал я. — Передайте опергруппе приказ отменить операцию.
— Какую операцию? — Моя помощница, видимо, не все расслышала в нашем разговоре.
— Я перезвоню через пару минут. — С этими словами я отключился.
При других обстоятельствах я бы не преминул заставить Стю еще немного помучиться неизвестностью, но не мог забыть самовлюбленной наглости Грэма и его оскорбительного тона с Дюбойс. И потому сказал только:
— Вижу, дело действительно можно на этом прекратить. При условии, что не будет рецидива.
— Нет, сэр, не будет. Чем угодно клянусь, не будет!
Я поднялся и направился к выходу, но потом обернулся к нему.
— На будущий год твой отец, возможно, найдет средства или даже займет деньги на твою учебу. Хотелось бы мне знать, что ты придумаешь тогда?
Молодой человек поднял на меня свои покрасневшие глаза. Но лицо его теперь выражало не грусть, а решимость.
— Я скажу ему, чтобы он шел ко всем чертям!
Я поверил ему и даже одобрительно кивнул:
— Вот и правильно.
Выйдя из кафе, я подвел черту по крайней мере под одним из дел, которые расследовал Райан Кесслер, и снова позвонил Дюбойс.
— Вы оказались правы, — признала она.
Эта версия зародилась у меня еще в кабинете Эрика Грэма, когда я изучал фото на стенах и наблюдал, как отреагировал хозяин на предположение Дюбойс, почему кому-то понадобилось натравить на него Лавинга. Уже тогда стало ясно, что он говорит правду — его никто не шантажировал. Проведенный позднее моей помощницей компьютерный анализ выражения его лица и жестов подтвердил этот вывод. Но тогда мне бросился в глаза снимок молодого человека — предположительно сына Грэма — в обществе другого юноши, чья азиатская внешность наводила на мысль о том, что он причастен к махинации с чековой книжкой. Затем Дюбойс воспользовалась не только нашим незаменимым ОРКом, но и десятком других баз данных, содержавших сведения о кредитных картах, регистрации транспортных средств, фотороботы преступников, просмотрела записи в блогах и социальных сетях, школьное досье, страховку, список телефонных контактов и огромный объем прочей информации.