Грань
Шрифт:
— Некоторые из них уже вернули свои инвестиции. Остальным все будет выплачено в ближайшие несколько дней. Эта информация исходит от отдела Интерпола по борьбе с экономическими преступлениями. Они связались с финансовыми экспертами и специалистами по ценным бумагам в Лондоне, Нью-Йорке, Париже и на Большом Каймане. Можно сказать, что компанию Памука просветили рентгеном.
Райан горько рассмеялся:
— Конечно. Когда я сам просил этих мальчиков из высших финансовых сфер помочь мне, то понапрасну потратил несколько недель. Из Франции меня вообще не удостоили ответом. Как и наши из Джорджтауна. Похоже, вы куда влиятельнее
Мне припомнилось, как он с самого начала охарактеризовал свой статус: «незначительный офицер полиции».
«Мелкая сошка…»
Джоанн приподняла голову, слегка заинтересованная нашим разговором, но потом снова вернулась к монитору. Мне стало любопытно, что так поглотило ее внимание. Поскольку выйти в Интернет она не могла, значит, это было нечто хранившееся в памяти.
— Вот что происходило, — продолжал я. — Памук переправлял деньги своих вкладчиков на Ближний Восток через десятки компаний-однодневок, зарегистрированных в Америке, Европе и Азии.
— Верно. Как мы полагали, для того, чтобы финансировать террористов.
— А вот здесь мы ошибались. Все это были реальные операции с доходными облигациями и долгами «третьих стран». На самом деле Памук поступал так, поскольку искренне верил, что именно в арабском мире сможет хорошо заработать. Вместе с тем он знал, что его американским инвесторам не понравится то, куда он отправляет их средства. Американский патриотизм — вот что ему мешало. И с другой стороны — то же самое. Далеко не всех его партнеров на Ближнем Востоке осчастливили бы сообщения о том, что они помогают разбогатеть инвесторам, запивающим на ужин свинину пивом и по воскресеньям посещающим церковь. Для того-то ему и понадобились многочисленные компании-прослойки. Если копнете чуть поглубже, узнаете и остальные детали.
Райан только вздохнул.
— Отсюда и задержки с выплатами. Если кому-то требовалось срочно вернуть вложенные средства, сделать это было сложнее, чем в обычном американском фонде, именно из-за того, что деньги снова приходилось проводить через подставные компании, действующие в рамках не схожих между собой законодательных систем. На это уходило гораздо больше времени, но ничего противозаконного не совершалось. Ни у кого не было украдено ни цента. Напротив, доходность фонда Памука в этом году на четыре процента превысила индекс, принятый «Стэндард энд пурс».
— Нет преступления, нет нужды нанимать «дознавателя».
— Совершенно верно.
— Вот проклятие! — пробормотал Райан. — Мы в полном тупике.
И в этом заключалась истина. Один из самых больших мастеров по добыче информации, известных в среде преступного мира, охотился на Райана Кесслера. Но причиной были не те два крупных расследования, которые он вел. И не порученная ему административная работа.
Теория игр учитывает как известные, так и неизвестные параметры. Вы не знаете, какой гранью вверх упадет кость, какая карта лежит в колоде следующей. Вам неведом очередной ход противника.
Дрогнувшая рука порой превращает ваш собственный ход в ошибку.
Но зато вам всегда известно, против кого вы играете и какую цель он преследует.
Но в этой игре все обстояло иначе. Я не знал, кто мой реальный оппонент, видя перед собой только фигуру, которой он делал ходы, — Генри Лавинга (назовите его конем или ладьей, не имеет значения).
И мне пока была непонятна
Во что мы играем? В бридж? В аримаа? В нарды? В го? В «Жизнь»? Или в покер?
Неизвестность. Полная неизвестность.
Райан Кесслер снова начал потирать больную ногу, разглядывая картину над камином — еще одну толстую лошадь на тонких ножках.
— А вдруг это одно из совсем мелких дел? Я не очень-то в это верю. Но вдруг? Что-нибудь связанное с махинациями через интернет-магазин или с кредитными карточками?
Внезапно у нас за спинами раздался уверенный голос Джоанн:
— Ничего подобного.
Мы с Райаном обернулись и уставились на нее.
— Я теперь знаю, в чем суть дела, — прошептала она, отрывая взгляд от монитора и жестом руки указывая нам на него. — Лавингу нужен не Райан, а моя сестра… Моя, будь она трижды неладна, родная сестрица.
41
— Мари? — переспросил пораженный Райан. — Но это невозможно! У нее даже фамилия не Кесслер.
Джоанн обратилась ко мне:
— Где-нибудь фигурировала фраза типа «Цель — Райан Кесслер»? Я имею в виду то электронное письмо, с которого все началось.
— То письмо-приказ? — спросил я. — Нет. Но там четко фигурировала фамилия Кесслер и ваш домашний адрес.
— А как еще можно было описать, где найти Мари? — настаивала Джоанн.
Я задумался.
— Положим, это так. Но почему вы решили, что все произошло из-за нее?
Джоанн вновь указала на компьютер, принадлежавший сестре.
— Мари вчера вечером оставила его здесь.
Я и сам помнил, что видел его, приехав после посещения дома Гарсии.
— Мне не давала покоя мысль, что Эндрю как-то в этом замешан, — объяснила Джоанн. — И я решила проверить, нет ли у нее в электронных письмах от него подтверждения этому.
Райан посмотрел на меня:
— Эндрю? Разве такое возможно?
— Нет. Мы подвергли его проверке, — ответил я. — Я велел своей помощнице узнать о нем все, как только в первый раз прозвучало его имя. Это было в машине. В субботу, помните? Я разрешил Мари позвонить ему, но сделал это только для того, чтобы зафиксировать номер его телефона. И потом Клэр занялась им. Он чист — по крайней мере с нашей точки зрения. За ним числятся несколько драк, жалоб на случаи домашнего насилия, поданных против него несколько лет назад. По суду ему даже запрещали общение с некоторыми из тех, кто подвергся насилию с его стороны. Но с Генри Лавингом он не связан.
— Но я теперь уже не об Эндрю толкую, — продолжала Джоанн. — Я нашла кое-что другое. Посмотрите сами.
Она развернула компьютер монитором в нашу сторону. Я снова увидел сначала эмблему фирмы «Глобальные программные инновации», а потом Джоанн открыла папку с фотоархивом. Она вывела на экран снимки, сделанные недавно ее сестрой в центре Вашингтона, в том числе и те два, лучший из которых меня просила выбрать сама Мари. Но затем Джоанн выставила на наше обозрение другое фото. Его я уже видел, но оно не привлекло моего внимания. На нем тоже были изображены двое беседующих мужчин. Они сидели в уличном кафе где-то поблизости от торгового центра. Одному из них было уже под шестьдесят, второй выглядел лет на двадцать моложе. Задний фон размыт, и, как я догадался, Мари сделала это нарочно, чтобы в центре внимания зрителя были только два напряженных лица.