Грани лучшего мира. Дилогия
Шрифт:
– Ладно, просто пойдем уже. Старикашка у нас типа главного, - буркнула Ана в ответ, видимо, решив доставить подозрительного марийца живым и целым.
– Но если только шевельнешься - я тебя убью! Я тебя так жестоко убью, если ты... Если ты шевельнешься! Что? Как он будет идти не шевелясь? Да, не подумала... Но если только дернешься! Вот только дернись - я тебя убью! Больно-больно убью...
Она еще долго увлеченно лепетала бессвязные угрозы, уже забыв, с чего все началось, и зачем она это делала. Ачек со скучающим видом шел рядом с ней и рассматривал свою руку. Догадок не было, но из бреда Тормуны он понял, что глава секты, вероятно, сможет пролить свет
– Расскажи мне о "старикашке", - попросил По-Тоно, затыкая бесконечный поток слов Аны, которая просто не могла идти ровно - постоянно вилась вокруг него и приплясывала.
– Да что о нем рассказать, никто ничего толком и не знает про него, даже имя, - пожала плечами юная сектантка.
– Он называет себя Мертвым Взором, носит повязку на глазах, но видно, что из-под нее торчит что-то такое как у тебя на руке - странная темная кожа, морщинки. Наверное, потому что он старый. Но ты-то не старый! И Мелкая не хочет быть старой, старые люди - некрасивые! Такая серая кожа, что прямо фу! А почему у тебя на руке кожа, как у старого-старого?
– Не отвлекайся, расскажи мне еще о нашем лидере.
Тормуна моргала глазами и задумчиво мычала, словно что-то вспоминая, и наконец с победоносным видом кивнула Ачеку.
– Придумала!
– закричала она.
– Я просто не буду стареть и тогда никогда не стану старой!
"Она безнадежна".
– Расскажи мне о Мертвом Взоре, - терпеливо повторил мариец, подавляя растущее раздражение.
– Не знаю я ничего. Он... он добрый.
Сложно сказать, что произошло в безумной головке смертепоклонницы, но в тот момент она сильно изменилась. Став очень серьезной и грустной, она брела рядом с Ачеком, понуро опустив голову, и молчала. Последнее удивило марийца сильнее всего. Внезапно он увидел совсем другую Тормуну Ану, но не знал чем объяснить такую радикальную перемену в ее образе.
– Я думал, что доброта не слишком высоко ценится у таких людей, как мы, - осторожно сказал он.
– Верно, - ответила она, не поднимая головы.
– У таких, как ты. А он был с самого начала добр ко мне. Старикан видит больше, чем могут разглядеть простые смертные. Он-то и разглядел во мне нечто, но для остальных я оставалась обузой. Хилая Мелкая, слабая Мелкая, бесполезная Мелкая... Они говорили, что больше толку будет, если меня принесут в жертву владыке, но старикашка не позволил им этого сделать.
– И ты так рвалась убить меня, чтобы оправдать его ожидания?
– Не знаю, может быть. Тебе-то какое дело?
Действительно, Ачека не должны касаться межличностные отношения в секте смертепоклонников. В конце концов, они все преступники, и как только закончится миссия с саботажем, от них надо будет избавиться, раскрыв месторасположение их главного капища. Но ему почему-то неприятно было смотреть на грустную Тормуну, которая до этого момента так фонтанировала безудержной радостью, хоть и с отчетливым следом безумия. Странное чувство, юный агент Тайной канцелярии с таким раньше не сталкивался.
– Так, значит... Ты давно состоишь в секте?
– он попытался увести разговор немного в сторону, чтобы отвлечь Ану от обуявших ее тяжелых мыслей.
– Дай подумать, - протянула она, задумчиво постукивая лезвием кинжала по подбородку.
– Лет сорок семь или восемьдесят... три. Восемьдесят три, да.
– Восемьдесят три?
– переспросил Ачек, внимательно посмотрев на щуплую девочку, которая шла рядом с ним.
– А ты умеешь считать?
– Конечно!
–
– До двенадцати. Старикан научил. Сказал, что этого хватит, чтобы сосчитать свои конечности, а больше от цифр никакого толку и нет. Мелкая согласна.
– Зачем тогда сказала "восемьдесят три"?
– А это много?
– Достаточно. В Алокрии мало людей доживает до такого возраста, обычно люди умирают намного раньше.
– Тогда не знаю, я, сколько себя помню, все время была здесь. Слепой старикашка - мое самое раннее воспоминание. И единственное светлое пятно в моей жизни. Он мне семью заменил, во всяком случае, мне нравится так думать. Я подслушивала разговоры людей из города, прячась за канализационными решетками, следила за ними и так много узнала. Кажется, старикан мог бы быть моим дедушкой, пусть и непутевым. Но... Издевательства других слуг владыки, постоянная угроза быть принесенной в жертву, голод, темнота и страх. Вот моя жизнь. И даже "восемьдесят три", если это действительно много, покажется лишь одним днем по сравнению с этим кошмаром.
Ее речь сильно изменилась, Тормуна стала старше и намного несчастнее. По-Тоно заметил, что она замедлила шаг и была готова расплакаться, бросившись бежать подальше отсюда, от секты, от владыки, от самой себя. Неудивительно, что Ана сошла с ума от такой жизни.
– А ты уверена, что твое место здесь? Ты еще молода, можешь начать все сначала.
– Не могу бросить старика. Он меня приютил, вырастил. Опекун из него никудышный, но хоть какой-то. Не хочется обманывать его ожидания, ты прав. Поэтому и хотела тебя убить, доказать, что я не пустое место. Я умею убивать, я прекрасно убиваю, но... все мои прежние жертвы владыке были неказистыми, а ты вроде должен был подойти...
– И сколько тебе самой лет?
– поинтересовался мариец, стараясь увести девочку подальше от мрачных мыслей. С каких-то пор для него стало важно, чтобы она не грустила.
– Наверное, побольше двенадцати, а то я бы запомнила, - Тормуна начала маршировать, широко размахивая кинжалом, а затем кокетливо - где только научилась?
– взглянула на Ачека.
– А сколько ты бы мне дал?
Хрупкая, не очень здоровая, с тонкими, коротко остриженными волосами, собранными в несколько небольших пучков, она выглядела лет на четырнадцать. Но если учесть голодание с раннего детства, отсутствие свежего воздуха и солнечного света, то можно допустить, что она уже несколько лет не растет, оставаясь в теле подростка.
– Может быть, семнадцать, - предположил мариец.
– О, отлично! Красиво звучит!
– ее глаза загорелись, а на лице появилась широкая улыбка.
– Слышишь, принцесса, нам семнадцать лет! Десять, одиннадцать, двенадцать, семнадцать! Семнадцатилетняя Мелкая - это вам не что-то там! Ну, пусть выкусят, да, пусть выкусят! Я им выкушу! Выкушу как... как кусают зубами всякие вещи! Мелкая остроумна! Острая и умная, да...
Ачек с облегчением вздохнул. Ему стало намного спокойнее, когда Тормуна впала в привычное радостное безумие, разбрасываясь направо и налево бессмысленными фразами и выкриками. Вскоре она снова начала виться вокруг него и приплясывать, рассказывая о приключениях принцессы На-Резки, о противных сектантах, которые не признают знатную марийку в облике кинжала, о разноцветных ленточках на ее рукоятке, которые Ана старательно собирала несколько лет, чтобы украсить свою единственную подругу. Мариец шел рядом с легкой улыбкой и слушал ее щебетание, забыв на некоторое время про свою руку и миссию.