Грани веков
Шрифт:
— Вот, теперь дело другое, — удовлетворенно кивнул Годунов. — Садись, волхв, разделим трапезу.
И, повернувшись к иконам в углу, степенно перекрестился.
Ярослав, на всякий случай, последовал его примеру и сел напротив.
При виде румяного каравая, огромных пирогов и расстегаев рот наполнился слюной.
— Ну, будем, стало быть, знакомы, — подмигнул ему Годунов, наполняя чарку вином. — А кто старое, как говорится, помянет…
Ярослав гадал про себя, чем вызвана такая перемена в отношении со стороны
Однако, голод взял верх над размышлениями, и некоторой время он был занят поглощением всего, что находилось на столе в пределах досягаемости.
Годунов же, напротив, почти не притрагивался к пище, лишь пригубляя время от времени кубок, да наблюдая за ним, словно сытый кот за мышью.
— Добрый аппетит у тебя, волхв, — заметил он, когда Ярослав утолил первый голод. — Любо-дорого посмотреть!
— Я не волхв, — голова Ярослава слегка кружилась от съеденного и выпитого. — И у меня имя есть…
— Ярослав, то мне ведомо, — кивнул Годунов.
Он подался вперед, и доверительно прошептал: — Мне многое ведомо! И про царевну, и про то, откуда вы прибыли, и про времена грядущие…
Вон что!
Ярослав напрягся. Выходит, пока его не было, Годунову удалось что-то разнюхать. Чего же он хочет от него сейчас?
— Помощь мне твоя потребна, Ярослав, — словно угадав его мысли, проговорил Годунов. — Времена нынче на Руси неспокойные, смутные… Ведомо ли тебе, что царя нашего Бориса Федоровича днесь на пиру отравить пытались?
Ярослав помотал головой.
— И вмале не преуспели, — вздохнул Годунов, мрачнея. — Кабы не царевна Ксения, да лекарство Ягана, сейчас бы, почитай, панихиды служили.
У Ярослава отлегло от сердца. Значит, Ирина и Коган были во дворце и с ними все было в порядке!
— Если бы не собственными очами видел, как они его из мертвых воскрешали — никогда бы не поверил, что такое возможно, — отхлебнув из кубка продолжил Симеон. — Однако же, теперь верю, что явились вы и впрямь из времен грядущих, как в пыточной сказывали, и великими знаниями владеете.
Он внимательно посмотрел Ярославу в глаза и сейчас особенно напомнил ему Сарыча, перед тем, как тот собирался учинить разнос по поводу грубого косяка в карте вызова.
— Поведай же мне, гость, что нас ждет, — тихо промолвил он и в глазах его сверкнул алчный огонёк. — Неужто и впрямь правду тогда говорил мне, что Романовы править будут?
Ярослав вздохнул. Кажется, предстоял очередной экзамен по истории.
— Будет царь Михаил Романов, — сказал он. — Но не сейчас, а позже. До этого Шуйский будет править, а перед ним — Лжедмитрий…
— Васька?! — ахнув, перебил его Годунов. — Васька Шуйский на трон сядет?! Да как возможно такое?
— Не знаю, — пожал плечами Ярослав. — Он сам удивился, когда узнал…
И
Годунов уставился на него, лицо его медленно наливалось темной краской.
— Так ты и ему про то поведал? Ваське?!
— Ну, он меня вроде как похитил, — напомнил Ярослав.
Годунов скрипнул зубами и о чем-то задумался.
— Стало быть, — подвел он черту, — первым делом нужно самозванца извести. А Васька… Ну, это мы еще посмотрим, чей трон будет. Что еще про этого хоря ведаешь? Мне, волхв, любая зацепка нужна — что он замышляет?
— Да не знаю я, — признался с Ярослав. — Думаю, к Дмитрию переметнется, когда тот к Москве подходить будет.
Вдруг его осенило. — Рукопись у Шуйского есть, которую он у меня украл!
— Рукопись, говоришь? — заинтересовался Годунов. — И что в ней?
— Летопись, в которой все события описаны. Она тоже не из этого времени, — пояснил Ярослав.
— Вона как… Что ж, — Симеон хитро прищурился, — добуду я тебе эту рукопись, Ярослав. Коли поможет она Борису на троне удержаться, и врагов победить — вот тебе в том моя рука. Ну, а я уж в долгу не останусь — и тебе, и Ягану-лекарю, и конюху вашему защиту обещаю и при дворе царском почет и положение. По рукам?
— По рукам, — согласился Ярослав, понимая, что особого выбора у него все равно не было.
— Добро! А теперь — почивать, — заключил Годунов. — Завтра рано вставать, день предстоит хлопотный.
***
Глава 30
Одинокий огонек заплывшей воском свечи подрагивал на сквозняке, освещая лежащую на столе грамоту, придавленную серебряным подсвечником.
Убористая вязь покрывала пергамент, в конце которого стояла оттиснутая в сургуче печать.
Двое бояр, виднейших царедворцев своего времени, склонились над ней, почти соприкасаясь лбами.
— Ну что, Федор Иваныч, — нарушил молчание один из них, с рыжеватой бородкой и лисьими чертами лица, — что мыслишь?
Его визави, степенный крупный мужчина, неторопливо провел по ухоженной бороде унизанными перстнями пальцами.
— Дело тёмное, — туманно высказался он. — Но грамотка, похоже, подлинная.
— А по мне — так яснее ясного! — рыжебородый нервно облизнул губы. — За царевичем люди идут! Верят в него!
— Идти-то идут… — протянул Мстиславский. — Да вопрос лишь — докуда?
— А это, Федор Иваныч, — вкрадчиво проговорил Шуйский, — от нас с тобой зависит сейчас!
— От тебя, Василий Иваныч, сейчас, зрю, мало что зависит, — усмехнулся Мстиславский. — Обыск на дворе у тебя был.
— Как был, так и сплыл, — огрызнулся Шуйский. — Руки у Семена коротки до меня добраться! Он, аспид, опасность чует, вот и суетится. А тебе, Федор Иваныч, о том думать надобно, что, коли уж на меня сей змий пяту поднял, то и тебе ходить с оглядкой надо!