Граница проходит рядом(Рассказы и очерки)
Шрифт:
Уроженец Красного Луча Ворошиловоградской области, воспитанник железнодорожного техникума, воин-пограничник, кандидат в члены КПСС Николай Андреевич Безпрозванный погиб патриотом. Этот парень так же стоял бы в бою. Такие когда-то закрывали своей грудью амбразуры вражеских дзотов.
И так бывает…
Вначале на моих глазах здесь все происходило примерно так, как уже описывали пограничную жизнь многие журналисты… Но вот я улавливаю момент, с которого начинается основная служба воинов в зеленых фуражках.
Старший сержант Виктор Глущак и рядовой Виктор Бугаевский, снарядившись в дозор, стояли по стойке «смирно» перед начальником заставы Василием Сергеевичем Серегиным.
— Приказываю выйти на охрану государственной границы Союза Советских Социалистических Республик…
— Есть выйти на охрану государственной границы…
Лица у всех строгие, сосредоточенные, торжественные. И тут у меня зародилось страстное желание побывать с товарищами в дозоре.
Оказалось, что наряд отправляется на грузовой автомашине. Это несколько разочаровывало. Не та романтика. В моем тогдашнем представлении дозорные должны были ехать на конях или шагать пешком. Ну, на машине, так на машине!
Зарядив оружие под наблюдением дежурного по заставе, Бугаевский сел за руль грузовика, а Глущак куда-то отлучился. Через две-три минуты он появился с огромной резвой овчаркой.
— Дик, в машину! — скомандовал старший сержант, и собака перемахнула через высокий борт кузова. Глущак полез за ней, приглашая туда же и меня. Ехать рядом с розыскной овчаркой в мои редакционные планы не входило.
— Своих Дик не трогает, — видимо, читая мои мысли, сказал Глущак и потрепал собаку за шею. — Он действует только по команде…
Машина медленно двигалась вдоль контрольно-следовой полосы. Мы втроем (третий Дик) возвышались над кабиной и молча смотрели на ровно разрыхленную почву. Впрочем, Дик мешал мне это делать добросовестно. Он стоял между нами, положив передние лапы на кабину, и почему-то часто поворачивал голову в мою сторону, а я непроизвольно отвечал ему взаимностью. Уж очень пасть у него страшная: схватит за руку — сделает инвалидом. Но все обошлось хорошо. Дик злобных намерений не имел и, как я потом уяснил, он поворачивал морду в мою сторону, чтобы мирно поддерживать наши служебные отношения.
Несколько раз машина останавливалась, и мы покидали ее, чтобы лучше рассмотреть, убедиться, что на полосе оставлены кабаньи или шакальи следы, а не их имитация. Дважды Глущак связывался с заставой, докладывая, что у нас все в порядке.
На земле Дик пытался бурно проявить свои собачьи чувства, но всякий раз его укрощал хозяин.
— Рядом! — властно произносил старший сержант. — Сидеть! Лежать! — и овчарка покорно выполняла команды. — Слушай! — шепотом произносил старший сержант, и Дик, смешно притихнув, внимательно слушал, как говорят пограничники, тишину.
По железной дороге прогромыхал товарняк, Глущак легко постучал по кабине, машина остановилась. Через две минуты на заставе знали, что на подножке одного из вагонов едет «заяц». Можно спокойно двигаться дальше. На разъезде другие пограничники обязательно выяснят,
На обратном пути мы с Диком стояли плечо в плечо. Собачья шерсть на моем рукаве ярко свидетельствовала о нашей обоюдной симпатии.
Признаться, прежний интерес к контрольно-следовой полосе у меня постепенно терялся; чего смотреть одно и то же дважды. Вдали виднелась застава. Мне было ясно, что мы вернемся без каких-либо происшествий. Машина продолжала идти медленно: из дозора нельзя возвращаться раньше установленного времени.
Вдруг Глущак резко стукнул по кабине. Водитель нажал на тормоза.
— Дик, за мной! — скомандовал старший сержант и перепрыгнул через борт. И вот он, дунув для верности в трубку, докладывает: — Обнаружены следы людей. Идут в сторону границы…
Какие следы? Я стал осматривать пашню и… меня, как ветром, снесло с машины. На затвердевшей после дождя контрольно-следовой полосе не очень четко выделялись отпечатки подошв.
— Приказано рядовому Бугаевскому следовать дальше вдоль контрольно-следовой полосы, нам с вами идти на преследование, — доложил мне старший сержант.
— Действуйте! — приказал я.
Оставив условные знаки на полосе, Глущак скомандовал:
— Дик, след!
Собака понюхала землю, взвизгнула и рванулась через вспаханную полосу.
Ах, вот, оказывается, как бывает на границе! Я расстегнул кобуру и побежал за длинноногим старшим сержантом. Преодолеваем бугры, лощину, кустарники, камыш. Проклятый песок килограммами повисает на ногах, тянет назад. Вдруг почему-то жарче стало солнце.
Дик не давал передышки. Раза два метнувшись вправо, влево, он снова уверенно брал след и, подбадриваемый словами: «Хорошо, Дикушка», устремлялся за нарушителем. Стараясь не отставать от Глущака, я то и дело оглядывался по сторонам. Ведь нарушитель, чувствуя стремительное преследование, может сделать полукруг, расстрелять нас с фланга я до прибытия тревожной группы уйти за кордон. Смотрю на старшего сержанта. Он делает то же самое: вертит головой вправо, влево, пригибается. А ноги его отмеривают саженные шаги.
Нарушитель петлял, выбирал, что ни есть, самую трудную в этой местности дорогу. Однако сбить со следа розыскную собаку ему не удалось. Дик, бежавший все время в общем-то ровно, на очередном бугре приостановился, издал уже знакомый мне визг и стремглав бросился в ложбину, обрамленную густым кустарником. До слуха донеслись голоса, грозное рычанье собаки.
Но мы с Глущаком рядом, за бугром, и в обиду Дика не дадим. Перемахнув кусты, остановились. Овчарка трепала плащ-палатку, которую солдат предусмотрительно выставил перед собой. Второй пограничник, робко поглядывая на собаку, стоял с такой же плащ-палаткой в стороне.
Так вон оно что! Мы преследовали учебных нарушителей. Но почему же их все-таки оказалось двое? След-то на полосе одного человека.
— Прошли ухищренным способом, — пояснил мне старший сержант. — Второй наступал на следы первого.
Виктор прицепил поводок к ошейнику собаки, и «нарушители» заулыбались.
— Жарко, — сказал Глущак, и тут мы были свидетелями почти циркового номера: Дик подпрыгнул и снял с его головы шапку.
На заставу шли весело. По дороге растоптали скорпиона, раздавили фалангу — пусть не ползают, где не следует.