Граница у трапа
Шрифт:
— Чего Кобец ко мне пристает? И ведь не в первый раз. Я не посмотрю, что он кандидат по боксу... Помнишь, я дежурил у телефона, а он позвонил из соседней комнаты вроде от «Инфлота». Ну, что сухогруз «Али-Баба» должен прийти из Турции с грузом прессованного сена. И порты заходов указал — Улан-Батор, Великая Китайская стена...
— Да он не тебя одного пытается разыграть, — засмеялся Никитин. — Ты хоть не попадешься, а другие вон клюют. Брось хмуриться! Мы идем встречать людей, которые столько месяцев дома не были. Приходят,
Я сделал «приветливое» лицо. Никитин рассмеялся.
— Володя, — пользуясь его благодушным настроением, заискивающе попросил, — пусти на самостоятельный, а?
— Не заблудишься? Ты же устройство судна еще не очень...
— Да знаю! Смогу!
— Вообще-то я не против.
Катер удалялся от берега, все сильнее зарывался в растущую волну. Впереди, отделившись от созвездия огоньков, вырастал освещенный бок судна. Описав дугу, подошли к спущенному парадному трапу, у которого стояла одинокая фигурка вахтенного.
Судно подработало винтом и закрыло нас от волн. И все же нос катера тяжело поднимался и ухал вниз, оставляя между собой и нижней площадкой расстояние в добрых полтора метра.
Мы сгрудились на носу и следили за тем, как вахтенный с помощью ручной лебедки регулирует высоту трапа.
— Руки, руки от борта, — приговаривал Никитин. — Прижмет — «мама» не успеешь сказать.
— Метеорологи брехливые — заметил протиснувшийся вперед Кобец. — Обещали три балла, а тут все пять.
— Товарищи! — взывал к нам появившийся у борта штурман. — Поднимайтесь! Рискните! Волнение усилится, тогда нам до утра берега не видать.
— Одна рискнула, — сказал Кобец, изготавливаясь к прыжку.
Он натянул фуражку потуже, подмигнул мне.
— Вперед, за контрабандой!
И кошкой прыгнул на площадку.
За ним остальные члены комиссии поочередно прыгали и попадали в объятия страховавшего матроса.
Пришла и моя очередь оказаться один на один с трапом, который то взмывал к небесам, то обрывался к пляшущим далеко внизу волнам. Как Кобец, натянул потуже фуражку, уловил мгновение и ступил на площадку, когда она проносилась у моих ног скоростным лифтом. Вздумалось щегольнуть бесшабашностью, и я отстранил руку страхующего матроса.
Никитин, прыгнувший следом, заметил вполголоса:
— Был уже один герой... Свалился зимой за борт, еле выловили.
Я понял, что свалял дурака. Одно дело — рисковать ради чего-то серьезного, другое — по дурости.
Пока терзался угрызениями совести, добрался до кают-компании.
Нас ждали вызванные на досмотр члены судокоманды.
После распределения объектов (Никитин уступил моей просьбе) я познакомился со своим сопровождающим.
Парень лет двадцати, в футболке, спортивных шароварах и «вьетнамках» на босу ногу, зевал, встряхивался, всем своим видом показывая, как ему чертовски хочется
Мне досталось машинное отделение. Зимой, разумеется, лучше работать в тепле. Сейчас же приятней на верхотуре, под ласковым бризом, но раз напросился, нечего пенять.
Я переодевался и думал, что превращаюсь в нечто среднее между простым рабочим и детективом. Придется отвинчивать гайки задраенных люков, поднимать тяжести, обливаться потом, чтобы обнаружить то, чего на судне, может быть, и нет вовсе.
Задача с неизвестными — «пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что». Только на таможенный лад.
Сопровождающий, шедший впереди, остановился напротив двери одной из кают.
— Ко мне заскочим?
— Зачем?
— Руки помоем.
Я догадался, в чем дело, но вошел. Хотелось для развлечения посмотреть, как он станет «мыть руки». Ишь, молодой, поддерживает традиции.
В одноместной каюте фыркал у иллюминатора самодельный вентилятор. На столе — стопкой книги. Я бегло просмотрел их, спросил сопровождающего, который уже доставал что-то из шкафа:
— Учишься?
— Хочу восстановиться. Третий заход в девятый класс делаю, и никак.
— Боцман-трави-трал! — хрипло заорал кто-то совсем рядом.
Я отшатнулся, рывком отдернул гардину в углу, и за моей спиной рассмеялся сопровождающий.
В углу на жердочке, прикованный тонкой цепочкой, сидел средних размеров ярко-зеленый попугай. Недоверчиво покосившись на меня пуговкой глаза, переступил лапками в сторонку и продолжил озабоченно перебирать загнутым клювом изумрудные перышки.
— Я за него рыбакам пятьдесят «рэ» отдал, — говорил сопровождающий, разматывая предмет, укутанный в старые рубашки. — Одни рыбацкие команды знает. Хотел переобучить, да не знаю, как. И не дается, бандит! Видно, «училка» у него не функционирует.
В руках парня оказалась внушительных размеров пузатая бутыль с яркой наклейкой. С хрустом отвинтив крышечку непочатой емкости, он на скорую руку сервировал стол — две рюмки, нож, помидоры и крохотный кусочек хлеба.
— Ну, за твое!
Одним махом осушив рюмку, закусил, подбодрил:
— Не думай, а то остынет. Не бойсь, у меня гвоздичные зернышки есть, загрызешь.
Я вылил содержимое в рюмку сопровождающего, стряхнул оставшуюся капельку на язык, распробовал, авторитетно заявил:
— Самогон лучше.
— Э-э, — обиделся сопровождающий. — Разве ж так пьют?
— Тебя как зовут?
— Василий.
— Вот что, Вася, — ласково сказал, посмотрев на часы. — Выпить я могу. А потом? На границе, как известно, тучи ходят хмуро... И враг не дремлет.
— Та!
Сопровождающий от огорчения машинально выпил и вторую рюмку.
— А вот это зря. Развезет.
Мы вышли, и сопровождающий, шагая вслед за мной, бубнил себе под нос:
— Традиция! А традиция, она и есть традиция.