Граница. Таежный роман. Карты
Шрифт:
Галина нагнулась, думая, что это очередная странная шутка, но в тумбочке и впрямь оказались алюминиевый чайник, три кружки и коробка с мармеладом, и от чайника исходил жар.
— Наливай, наливай, — подбодрил хозяин. — Я прямо в чайник завариваю, не возражаешь? Только ложек у меня нет, и сахара тоже не водится. На сахар сбегаются муравьи. У вас в домике есть сахар?
Не далее как вчера Галина мама в очередной раз вытряхивала муравьев из пакета, перекладывая белые кубики на новое место.
— Мармелад не слишком свежий, я его с собой привез, но попробуй на
— Спасибо.
Мармелад, как и ожидалось, оказался не первой свежести, тягучий, но вкусный.
— Ну, Галина из Москвы, — хлопнул в ладоши Валентин, когда они покончили и с чаем, и с остатками мармелада, — чем же тебя развлечь? Ты, кстати, чего не на море?
— Лестницу градом засыпало.
— А в обход лень пройтись?
— А! — отмахнулась она. — Один день можно и отдохнуть.
— Ну-ну. Судя по твоему загару, один день уж точно можно пропустить. Так чем же тебя развлекать?
— А зачем меня развлекать?
— Ну, как же! Гостей ведь принято развлекать. Ты моя гостья, а я, как гостеприимный хозяин… Хороший тон, короче. Или в Москве за последнее время все изменилось?
— А вы давно из Москвы?
По лицу Валентина пробежала тень.
— Давненько… — Вдруг лицо его просветлело. — Ты фокусы любишь?
— Фокусы? Как в цирке?
— Ну, примерно.
— Люблю.
— Тогда закрой-ка глаза…
Галина добросовестно сомкнула веки, хотя соблазн оставить небольшие щелочки был велик.
— Открой!
Валентин стоял на том же самом месте, в той же позе. И хотя сдвинуться в сторону было проблематично из-за тесноты, Галина все же рассчитывала на какие-то перемены.
— Итак. — Валентин Продемонстрировал своей гостье совершенно пустые руки. Даже растопырил пальцы для наглядности. Правда, делал он это теми самыми по-кошачьи плавными движениями, которыми демонстрируют свои руки цирковые иллюзионисты. Но в отличие от цирка или летней эстрады, где артисты находятся на почтительном расстоянии, а потому стоит усилий рассмотреть, что там у них в руках, не то что заметить метаморфозы, руки Валентина крутились менее чем в метре от носа единственной зрительницы и шельмовать было куда труднее.
Продолжая свои манипуляции, Валентин протрубил губами цирковой марш, хлопнул трижды в ладоши и взял из пачки папиросу. Он повертел ее так и эдак, показывая, что в руках у него обычная «беломорина». Потом поднес папиросу к самому лицу Гали, ловко крутанул между пальцами, резко прихлопнул второй рукой.
От неожиданности Галя даже моргнула. Руки фокусника медленно разошлись в стороны и были совершенно пусты. Папироса исчезла.
Галина посмотрела на пол, на потолок, на майку Валентина: не забросил ли он папиросу каким-нибудь чудом туда? «Беломорина» пропала.
Валентин замер, разведя руки в стороны, и наслаждался произведенным эффектом, созерцая озадаченное лицо своей зрительницы.
— А еще раз? — спросила Галина, так и не найдя ответа.
— Пожалуйста! — Валентин взял вторую папиросу. — Все просят повторить. Это в Московском цирке вы можете обораться и вас не услышат за громом
Он повторил трюк, папироса исчезла. Потом еще одна, еще одна, еще одна. Пачка почти опустела, а Галина так ничего и не поняла. Как он это делает? Несколько раз ей даже удавалось не моргнуть, но это ничего не меняло: «беломорины» бесследно исчезали в руках Валентина.
— Еще два фокуса, — предупредил хозяин, доставая две последние папиросы.
Оставаться в дураках не хотелось, и Галя решила схитрить. Тем более что это ведь игра, а в игре не возбраняется немного сжульничать.
Валентин, не подозревая о коварном плане своей зрительницы, поднес папиросу к ее лицу, нарочно стараясь делать это даже медленнее, чем в предыдущие разы, и Галина без труда поймала его запястье как раз в тот момент, когда вторая рука фокусника уже накрывала «беломорину».
Всего на мгновение Гале удалось удержать сильную загорелую руку. Всего на четверть секунды лицо хозяина перекосилось от злости, и Галине показалось, что он ее ударит. Но потом гримаса исчезла без следа, и трудно сказать определенно: была ли то злость, или гримаса мимолетного испуга, или просто напряжение мышц.
А папироса все-таки исчезла. Исчезла столь же бесследно, как и все остальные. Вот досада! Только крупинка какого-то сора упала на Галину щеку. Девушка машинально сняла ее со щеки. Это оказалась крупица табака.
Галина машинально подняла глаза. Табак упал сверху, значит, Валентин просто подбрасывал свои папиросы. В момент хлопка левая рука кидала «беломорину» под потолок, а отвлеченная нисходящим движением правой руки Галя даже не могла уловить момент броска. Но куда же папиросы девались потом? Гладкий фанерный потолок не оставлял им шанса зацепиться, а по законам физики папироса должна когда-нибудь упасть…
Галина резко обернулась. Хозяин, внимательно наблюдавший за ней, успел ухватить хитрую зрительницу за уши, но не сильно, в шутку. Секрет фокуса был уже разгадан, и не имело смысла оттягивать финал.
Тряхнув головой, девушка высвободилась и посмотрела себе за спину. Прямо за табуретом валялись на полу «беломорины». Фокусник действительно подбрасывал их прямо перед носом у гостьи, не оставляя ей шанса заметить хитрость. Папиросы падали за спиной девушки, и громкий хлопок с успехом перекрывал легкий, невесомый звук падения.
— Ты — нечестный зритель! — Театрально обидевшись, Валентин скрестил руки на груди.
Галя радостно рассмеялась. Первый раз с того момента, как переступила порог своего дома в день смерти папы.
— А покажите что-нибудь еще, — попросила она сквозь смех.
— Дудки!
— Ну, пожалуйста! Я буду хорошо себя вести! — Галя демонстративно уселась на свои руки. — Вот!
— В другой раз, — устало ответил хозяин.
— Вы обиделись?
— Нет, не обиделся. Нечестных зрителей — большинство. Просто много сладкого, холодного и интересного сразу и натощак — вредно. — Он примирительно улыбнулся. — Мама когда-нибудь покупала тебе больше одного мороженого за раз?