Граница. Таежный роман. Солдаты
Шрифт:
— Я согласен, что из лейтенанта Столбова мог бы получиться со временем неплохой офицер, — тем же бесцветным голосом произнес особист.
— Ну вот! — обрадованно воскликнул Борзов. — И я про то же!
— А вы знаете, что лейтенант ухаживает за женой капитана Голощекина? Не без взаимности, между прочим.
— Ерунда! — махнул рукой полковник. — Бабьи сплетни.
— Возможно. И все-таки…
— Не возможно, а точно. Марина Андреевна — серьезная женщина, прекрасный врач… Да ну, Вячеслав Львович, болтовня это все. Стыдно слушать.
Но в голосе его
— Дыма без огня не бывает. К тому же это еще один минус для лейтенанта, не находите?
— Не нахожу, — буркнул полковник. — И не верю. Если у Никиты какие-то претензии к жене, пусть сам с ней разбирается… Слушай, Вячеслав Львович, я, конечно, просить тебя не могу…
— Но приказать можете. — Ворон дернул щекой, обозначив улыбку.
— В данном случае и приказать не могу. Ты, главное, пойми меня правильно. Давай не будем пороть горячку.
Ворон поджал губы. Разговор перешел в нужное русло, и теперь следовало не дать ему свернуть в сторону.
— Может, отправить лейтенанта на Береговую? — спросил он задумчиво.
Застава Береговая, расположенная в ста пятидесяти километрах от Сторожевого, пользовалась дурной славой. Места там были совсем уж гиблые, гнус жрал до костей, да и в смысле быта дела обстояли куда хуже.
— Месяца на три, — продолжал особист. — Условия там, конечно, нерайские…
— Мягко говоря, — не удержался полковник. — Там в казармах воды по щиколотку.
— Не Крым, согласен. Но ведь и Столбов на курорт не вправе рассчитывать. А другого выхода я не вижу, Степан Ильич.
— Ладно, все лучше, чем под трибунал. — Борзов вздохнул. — Главное — парня не потерять. Он молодой, сдюжит.
Полковник вернулся за свой стол, сел и устало потер затылок. Потом прихлопнул ладонями по столу, словно закрывая некую невидимую папку с делом Столбова.
— Так, — произнес он уже совсем другим тоном. — Когда к нам дети из подшефной школы приезжают?
— На следующей неделе, — не удивившись тому, как быстро Борзов переключился на другую тему, ответил Ворон. — Все подготовлено, заявка на подарки в Военторге. Через пару дней подвезут.
— Ну и отлично.
— Клуб ваш Жгут подготовит?
— Наш Жгут, — поправил полковник, — подготовит. Сердюк из санчасти выписался, я скажу ему, чтобы проследил.
— Разве он уже вышел на службу? Я его сегодня не видел.
— Завтра выйдет. — Борзов усмехнулся. — Если опять не обожрется. Наталья его с детьми к родителям уехала, оставила ему полный холодильник, вот он небось и дорвался.
Ворон поднялся.
— Автобус за детьми посылать?
— Что? А, нет, не надо. Они на своем приедут.
Ворон кивнул. Ни клуб, ни автобус никак не входили в круг его обязанностей, но нелишне было подчеркнуть, что он в курсе всех предстоящих мероприятий.
Борзов снял трубку с телефонного аппарата и тут же повесил обратно.
— Вячеслав Львович, — сказал он смущенно, — спасибо тебе.
— Не за что.
Ворон вышел из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Степан
— Столбова найдите мне, — сказал он. — Я у себя.
Лейтенант Столбов быстро шагал к зданию штаба. Проходя мимо медсанчасти, он притормозил и только огромным усилием воли заставил себя идти дальше. Он не видел Марину второй день и, не допуская мысли, что она может его избегать, беспокоился. Последнее время Марина выглядела плохо, Ну не плохо — для Ивана она всегда была самой красивой и желанной, но черты ее лица заострились, и сияние глаз поблекло. Причиной этому, скорее всего, была усталость, однако Иван опасался другого.
Он настолько свыкся с мыслью, что Марина принадлежит ему на веки вечные, настолько привык, просыпаясь по утрам, чувствовать в груди веселый, бушующий огонь, что в пылу совершенно не вспоминал об одной вещи. А именно о том, что вообще-то у Марины есть муж. И не просто муж, а капитан Никита Голощекин, его, Столбова, друг и командир. То есть вполне конкретный муж, с которым Иван встречался каждый день и которому каждый день пожимал руку, ни разу не дав себе труда остановиться и задуматься: а что, собственно, я делаю?
Во-первых, он предает своего друга, нарушая тем самым кодекс офицерской чести. Ладно, у него есть оправдание — сама Марина. Ведь она любит его, а не Никиту. Такое бывает, ничего страшного. Миллионы людей сходятся, расходятся, ищут свою половину, ошибаются, исправляют ошибку или не исправляют — кому как удастся. Слабое оправдание, но все-таки.
Во-вторых, он ставит Марину в ужасное положение, вынуждая ее постоянно лгать мужу и держать себя в руках, чтобы ни словом, ни взглядом, ни жестом не выдать своего отношения к Ивану. Ему-то самому намного легче — он редко остается с Никитой один на один.
И, в-третьих, он делает Марину объектом нездорового любопытства, а ее жизнь — темой сплетен.
Но ни о чем таком Столбов не думал, лишь испытывая всякий раз при встрече с Никитой некоторую неловкость. Конечно, в конце концов им придется объясниться. И будет по-мужски, если Иван первым начнет этот тягостный для них обоих разговор. Марина уверяла, что сама обо всем расскажет мужу, как только представится подходящий случай. Но Иван с трудом мог вообразить, каким должен быть этот случай, и оттого сомневался.
Теперь он забеспокоился всерьез. А если Марина все-таки рискнула признаться мужу? Что сделает Никита?
Сердце у Ивана забухало, отдаваясь в голове тупой ритмичной болью, и он замедлил шаг.
Что сделает Никита, узнав о неверности жены? Почему-то раньше Столбову казалось, что Голощекин воспримет это известие если не спокойно, то, по крайней мере, достойно — без истерик. Впрочем, морду Ивану может и набить. Ну и черт с ней, с мордой. Главное, чтобы не пострадала Марина.
Иван подошел к штабу. Все сильнее бухало сердце, гоняя по жилам кровь, и Столбов почувствовал, как начинают гореть лицо и уши. Он свернул за угол здания и остановился, стараясь унять бешеные толчки в груди.