Границы и маркеры социальной стратификации России XVII–XX вв. Векторы исследования
Шрифт:
Рассматривая категории «класс» и «сословие» как привычный и удобный аналитический инструмент для исследования российского общества периода империи, Б. Н. Миронов предлагает сопоставление различных групп российского общества с «классическими» для средневековой Европы сословиями. В качестве критериев автор использует следующие признаки: «…1) каждое сословие имеет специфические права и социальные функции, которые закреплены юридически в обычае или законе; 2) сословные права передаются по наследству, следовательно, приобретаются по рождению; 3) представители сословий объединяются в сословные организации или корпорации; 4) сословия обладают специфическим менталитетом и сознанием; 5) сословия имеют право на самоуправление и участие в местном управлении или центральном государственном управлении (в сословно-представительных учреждениях); 6) существуют внешние признаки сословной принадлежности – одежда, прическа, особые украшения и т. п.; 7) межсословные переходы и браки допускаются, но строго контролируются» [240] .
240
Миронов Б. Н. Российская империя: от традиции к модерну. Т. 1. С. 333, 459.
В отличие от сословий понятие «класс» обозначает определенные социальные группы людей, отличающиеся друг от друга по их месту в системе общественного производства, уровню дохода и доступности к властным институтам. Б. Н. Миронов отмечает, что такие группы «складываются стихийно» и «являются открытыми на входе и выходе» [241] , что обусловливает, благодаря личным способностям, образованию, случайным возможностям и личным связям людей, постоянную смену состава группы.
241
Там же. С. 333.
В соответствии с обозначенными признаками, по мнению Б. Н. Миронова, российское общество XVI – первой половины XVII в. еще не было ни сословным, ни классовым. Главный стратифицирующий фактор российского общества в этот период времени – характер обязанностей человека по отношению к государству. Ярким подтверждением этого является разделение населения на людей служилых, тяглых и не-тяглых, а также зависимость социального статуса человека от положения в номенклатуре «чинов» и «разрядов», число которых доходило до пятисот. По мере разрастания государственного аппарата в России повысилась устойчивость «номенклатуры чинов», что, по мнению автора, дает основания рассматривать их как «протосословия и свидетельствует о перерастании “чиновного” строя в сословный» [242] . О появлении же более или менее «полноценных» сословий в России можно говорить только с последней трети XVIII – начала XIX в.
242
Там же. С. 458.
Первой социальной группой, которая соответствовала большинству признаков сословия, было дворянство, получившее в 1785 г. юридическое закрепление сословных прав и порядка передачи их по наследству, право на создание органов корпоративного самоуправления в форме уездных и губернских дворянских собраний, на внешние атрибуты принадлежности к дворянскому сословию, на относительно независимый от коронной администрации суд. Постепенно в дворянской среде формировалось представление о дворянской чести и достоинстве, что позволяет говорить о формировании сословного самосознания и самоидентификации. Хотя, как справедливо утверждает Б. Н. Миронов, все это «не исключало наличия внутри дворянства групп интересов и существования между ними политических, экономических, социальных и этнических противоречий» [243] . Почти одновременно с дворянством вторым сословием в России становится духовенство. К началу XIX в. оно обладало почти всеми формальными признаками сословия, за исключением, конечно, права участия в сословно-представительном учреждении и наличия органов сословного самоуправления. Однако, по мнению автора, их отсутствие было компенсировано существованием местных духовных консисторий и Синода.
243
Миронов Б. Н. Российская империя: от традиции к модерну. Т. 1. С. 344.
Наиболее отчетливую конфигурацию сословный строй получил после Великих реформ XIX столетия. По мнению Б. Н. Миронова, «в наибольшей степени идеальному типу сословия соответствовало дворянство, в наименьшей – крестьянство». При этом автор делает принципиально важный, на наш взгляд, вывод о роли государства в процессе формирования сословий, подчеркивая, что этот процесс «происходил в большей степени стихийно, под влиянием жизненных обстоятельств, а государство к этому процессу подключилось и активно содействовало, отчасти под влиянием европейской практики, отчасти под влиянием общественных потребностей, выразителем которых оно, по сути, являлось». Именно в результате сочетания «естественного хода вещей и государственного дирижирования в стране сложилась гибкая сословная система, хорошо адаптированная
244
Там же. С. 460.
Сравнивая российское общество с положением различных социальных групп в странах Западной Европы, автор констатирует, что «ни в одной европейской стране даже в период расцвета сословного строя также не существовало четких консолидированных сословий – дворянства, духовенства, горожан и крестьян». Таким образом, и в России, и в странах Европы «четкая 3- или 4-членная сословная структура – не более чем теоретическая конструкция, идеальный, а не реальный тип сословного устройства общества» [245] . В большинстве стран даже те группы, которые соответствовали сословной структуре общества, не были полностью однородными образованиями. В подтверждение данного тезиса Б. Н. Миронов приводит пример социальной стратификации Франции, где в конце XVII столетия имелось 22 социальные страты, подразделявшихся, в свою очередь, на 569 социальных групп [246] . В России вследствие того, что сословный строй существовал здесь, по сравнению со странами Западной Европы, непродолжительное время, фрагментация общества была еще более выраженной. Постепенная трансформация сословной системы в классовую происходила только в пореформенное время, но до революции 1917 г. не была завершена [247] .
245
Миронов Б. Н. Российская империя: от традиции к модерну. Т. 1. С. 459.
246
Там же.
247
Там же. С. 461.
Признание условности категорий «сословие» и «класс» особенно отчетливо диссонирует с констатацией автором одновременного сосуществования (при постепенном доминировании к началу ХХ в. классового типа) практически всех типов стратификационных систем: рабовладельчества в регионах Закавказья и Средней Азии, этакратической системы и даже физико-генетического типа социальной стратификации, проявляющегося в доминировании индивидов по признаку пола, возраста и физической силы. Таким образом, анализ основных положений исследования Б. Н. Миронова актуализирует проблему корректности использования сословно-классовой парадигмы применительно к истории российского социума.
Знакомство с рядом актуальныхсоциологических теорий социального и с современными трудами по социальной истории позволяет обнаружить некоторые тенденции, внушающие оптимизм относительно перспектив развития и социальной истории как таковой и конкретных исследований по истории социальной стратификации России Нового – Новейшего времени.
Можно констатировать определенное сближение позиций «теоретиков» и «эмпириков», социологов и историков в понимании предмета и методов исследования. Абстрактные модели общества и жесткие дефиниции, присущие крайним проявлениям структурализма, с одной стороны, и не поддающаяся генерализации «история в осколках», с другой стороны, все больше уступают место консенсусным формам научного познания социальной материи.
Анализ новейших работ зарубежных и российских авторов позволяет сформулировать ряд ключевых тезисов и подходов, которые могут стать отправными точками и методологической опорой для конкретно-исторических исследований по социальной стратификации России Нового – Новейшего времени. Прежде всего, напрашивается вывод о том, что социальная стратификация подвижна и изменчива. Эти подвижность и изменчивость существуют в пространственно-временных измерениях. Российское общество (как и общества других европейских стран) сочетало в себе многообразие социальных страт, чья идентификация основывалась на различных критериях. Для того чтобы классифицировать их, использовались (в различных сочетаниях) правовые, экономические (владение собственностью, профессия), территориальные, гендерные, конфессиональные (этноконфессиональные) и культурные (ментальные) основания.
Важной задачей исследования социального оказывается выявление принципов и форм самоидентификации членов общества. При этом возникает проблема, связанная с неоднозначностью интерпретации источников в силу того, что каждый человек, являясь носителем целого комплекса идентичностей, в конкретных условиях выбирает использование одной или нескольких из них в зависимости от обстоятельств и преследуемых целей. Возникает своего рода эффект «жонглирования статусом», который «размывает» кажущуюся стройность той или иной социальной структуры. Следует учитывать и тот фактор, что в процессе конструирования социального пространства сосуществовали, как минимум, два процесса: во-первых, политика государства в отношении определения статуса и границ социальных страт (хотя степень ее влияния оценивается исследователями по-разному), а во-вторых, собственное внутреннее развитие социальных групп и их реакция на государственную политику.