Гранит не плавится
Шрифт:
— Просто у тебя всё получается: захотел — пошёл в мастерские, поступил на работу… А кто меня возьмёт?
— Возьмут, — убеждённо сказал Костя. — Наши заступятся. Они твоего батьку крепко уважают. То и дело слышишь: «Вот если бы Егор Силин», «Егор Силин подсказал бы, как поступить». А намедни мастер Чеботарёв отругал меня: «Что же, говорит, ты не сказал, что дружку твоему, Ване Силину, и его матери туго приходится? Знай мы это, подсобили бы». Обязательно заступятся, вот увидишь!
— Папины друзья, может
— Научишься, — уверенно ответил Костя.
Мы замолчали. Перелистывая страницы однотомника, я наткнулся на знакомые ещё с детства строки и прочитал их вслух:
…Краснеют сизые вершины,Лучом зари освещены,Давно расселины темны;Катясь чрез узкие долины,Туманы сонные легли…Не знаю уж почему, но эти стихи с удивительной силой отозвались в моей душе.
— Здорово пишет! — негромко сказал Костя. — Если бы я учился, тоже стихи бы писал… Иногда в душе такое делается, что словами не скажешь, а вот стихами можно…
Спускались сумерки. Большой багряный диск солнца, скрывшись наполовину за дальними холмами, окрасил редкие облака в розовый цвет. Подул ветерок. Мы молча следили, как медленно угасал день, как в небе одна за другой зажигались звёзды…
Дома меня ожидал сюрприз. Мама приготовила подарок, да ещё какой! Тёмно-синий шерстяной костюм, белую рубашку, галстук. На столе красовался румяный пирог, бутылка вина.
— Мама, можно Костю позвать? — спросил я, поблагодарив за подарок.
— Ну конечно!
Я сбегал за Костей, затащил его к нам. Мы пили вино, вслух мечтали о будущем, пробовали петь. И мама развеселилась, у неё даже щёки порозовели.
Утром я заметил, что на её пальце нет золотого колечка с крошечным камнем — папиного подарка.
— Ой, мама, зачем ты это? — Я чуть не плакал.
— Мне так хотелось сделать тебе приятное в день окончания школы, — ответила она, улыбаясь сквозь слёзы.
Скорее на работу, на какую угодно, лишь бы хоть немножко помочь ей!..
Я пошёл в железнодорожные мастерские. Разыскав мастера Чеботарёва, начал было объяснять ему цель моего прихода, но он не дал договорить:
— Знаю, работа тебе нужна!
Я кивнул головой.
— Жаль, конечно, что не можешь дальше учиться. Слыхал, способности у тебя большие. Ну ничего, повариться в нашем котле тоже не мешает! Пошли…
Он повёл меня к начальнику мастерских, сказал тому, что я хочу поступить на работу, что меня можно принять учеником токаря, — парень я грамотный, школу железнодорожную с отличием окончил.
Начальник поправил пенсне, внимательно посмотрел на меня, взял карандаш.
— Как
— Иван Силин.
— Силин?.. Знакомая фамилия! Постойте, это не тот ли машинист Егор Силин, которого после пятого года выслали из Петербурга и отдали под надзор полиции?
— Так точно, это его сын. А год назад Егор Васильевич сложил голову за царя и отечество! — ответил Чеботарёв.
— Это ничего не значит! Была бы его воля, он поступил бы совсем по-другому… Так, так, сын Егора Силина, значит, — начальник ещё раз посмотрел на меня. — Ладно, я приму его. Но, молодой человек, не советую вам идти по стопам отца! — Он написал и протянул мне записку.
Я изо всех сил сдерживался, чтобы не нагрубить ему.
Спускаясь по лестнице, я спросил Чеботарёва:
— За что отца выслали из Петербурга и отдали под надзор полиции?
— Ты про большевиков, про Ленина слыхал?
— Нет.
— Придёт время — услышишь… Твой отец был большевиком-ленинцем.
Большевики-ленинцы, — кто они такие, почему власти боятся их? Всю дорогу домой я думал об этом.
Дома спросил маму: кто такие большевики-ленинцы?
— Кто тебе сказал о них? — встревоженно спросила она.
Я рассказал о разговоре с Чеботарёвым.
— Эго смелые, благородные люди, революционеры, борцы за счастье народа, — сказала мама и, помолчав, добавила: — Да, твой отец был большевиком… Но ты, Ваня, ты… — Она подняла на меня полные слёз глаза, в них я увидел страх, мольбу. Теперь я твёрдо знал одно: раз отец пошёл с ними, — значит, большевики стоящие люди.
На следующий день встал задолго до гудка, надел папину блузу, завернул в бумагу завтрак и зашагал! по направлению к мастерским.
Мама, поёживаясь от утренней прохлады, стояла у порога и долго смотрела мне вслед. Я обернулся и по-» махал ей рукой.
Детство моё кончилось.
По стопам отца
Всё получилось так, как я и предполагал: на первых порах работа у меня не ладилась. То резец неправильно поставлю, то чурку не так закреплю. В результате — брак. Видя, как я огорчаюсь, мой учитель, токарь Алексей Чумак, говорил:
— Ничего, парень! Ты шибко не переживай и хозяйского материала не жалей, — научишься!
Однако научился я не скоро — прошло больше трёх месяцев, прежде чем я сумел затачивать несложные детали.
Принёс я домой первую получку. Мама обняла меня, расплакалась.
Но что бы ни говорила мама, я гордился, что ем хлеб, заработанный своим трудом.
В мастерские ходил с удовольствием. Все рабочие считали меня своим и помогали чем могли. Особенно мастер Чеботарёв. Не проходило дня, чтобы он не подошёл ко мне. Он давал мне множество ценных советов и искренне радовался моим маленьким успехам.