ГРАС. Цикл
Шрифт:
— Привет, Юрий Николаевич! Не забыл насчет уток? Поедем?
— Здравствуй, — Борисов задумчиво разглядывал лежавший перед ним листок бумаги. Потом посмотрел на стоявшую у его стола лейтенанта Рубцову и благожелательным подмигиванием дал знать ей, что она может идти. Та понимающе кивнула и удалилась.
— Что ж не поехать, поедем, —добродушно сказал он в трубку.
— Кстати, помнишь, по последнему пункту? Будем считать, что окончательно договорились.
— Как не помнить. Очень хорошо, что договорились.
— У меня тут ещё дельце к тебе, уже по служебному профилю, с терроризмом связано. Если ты очень занят, конечно, —скажи, я не настаиваю. Но если согласен помочь, я оформлю
— А что за дело?
— Взрывы туту нас, —Тимашов помялся. Взрывы-то взрывы, но некоторые в схему не укладываются. Что-то нечисто. Точнее, наоборот, слишком чистая работа. Да я тебе на охоте подробнее расскажу, что сейчас болтать? Ну как?
— Конечно. Занят —не занят, а обстановка такая, что помогать надо.
Тимашов засмеялся.
— Ты всегда был мужик сознательный. Так в следующую субботу встречаемся, да?
Борисов опять посмотрел на лежащую перед ним бумагу.
— Да. У меня к тебе тут тоже будет пара вопросов. Но об этом, действительно, лучше будет поговорить на охоте.
— Хорошо. До встречи.
Майор положил телефонную трубку и потянулся за сигаретами. На бумаге перед ним был следующий текст.
Документ А
Содержался в файле ZARATUSTRA.doc.
(Шифр, которым был «закрыт» данный файл, удалось раскрыть только благодаря счастливой случайности. Текст изначально написан по-арабски, на магрибском, если верить лейтенанту Рубцовой, диалекте. Кем мог быть автор данного файла, установить в ближайшее время навряд ли удастся. Откровенные параллели с личной судьбой и с судьбой учения Фридриха Ницше вряд ли стоит принимать во внимание в качестве мотива. Скорее имеет место обратная связь).
Этот лист бумаги —фрагмент моей исповеди.
Способ, которым я его пишу, позволяет с высокой степенью вероятности надеяться на то, что расшифровать его не сумеют даже нынешние мои Братья. Но они сумеют сохранить его и передать от поколения к поколению. И к следующим поколениям. Покуда, наконец, не настанет время и не найдется умелец, который сможет прочесть эти строки.
Таких листов будет восемь. Для русского Братства — два. Два —для английского. Два —для немецкого. По одному —евреям и арабам.
То, что происходит с Европой на моих глазах, — страшно. Если так пойдет и дальше, то через век-пол- тора наступит эпоха страшных диктатур, по сравнению с которыми империя инков покажется детской забавой. И останется только молиться, чтобы диктатура эта оказалась всемирной. Иначе все живое на планете будет попросту уничтожено, И затянется этот ад, по моим подсчетам, столетий на пять, на шесть. Это в лучшем случае.
Когда я увидел наше будущее, мне показалось, что всякая деятельность теряет смысл. Что лучшее для смертных — не родиться на свет и не рожать детей. Но я обратился за советом, и мне помогли. Теперь я точно знаю, что нужно делать. И делать как можно скорее.
Вакцину страшной болезни нужно привить человечеству —и именно европейскому человечеству немедленно. Пока не наступила эпоха всеобщей грамотности и доступных всем средств массовой информации. Пока технологии внушения находятся в зачаточной стации разработки.
Нужно привить потерявшей всякие ориентиры городской толпе вакцину, именуемую «вождь». И дать родиться эпохе кровавых диктатур — но через полсотни лет, а не через
Погибнут миллионы и десятки миллионов людей. XX век будет страшен. Но если не переболеть этой корью в детстве, если не получить иммунитета, повзрослевшее человечество уже не переживет этой болезни...
Так пусть же философы бросают идеи в массы. В массах из идей спроворят лозунги и кинутся рвать друг другу глотки. Пусть миллионы русских, немцев, евреев, англичан и китайцев сгорят в этом адском котле. Они спасут своих детей и внуков.
Больше всего я боюсь сойти с ума, не доведя своей работы до логического конца. Ответственность за миллионы убитых и замученных — во исполнение моей воли, по правилам затеянной мною игры —уже сейчас не дает мне спать по ночам и смотреть в глаза детям. Но я должен. Я должен. Я должен.
На камне сим осную волю свою.
Да будет так.
И — возрадуемся.
Никита Велиханов
РАНДЕВУ С ЙЕТИ
Часть первая
ПОИСК
Глава 1
26 июня 1999 года. Москва.
Когда-то давно, в далеком школьном детстве Ирина Рубцова любила долго спать по утрам. В университете она тоже, случалось, опаздывала на первую пару часа этак на полтора — просто потому, что не могла себя заставить вылезти из-под теплого одеяла наружу и прервать медленное, сладостное течение роскошных рассветных грез, той ласковой полуяви-полусна, в которой Ирине до поры до времени было комфортнее всего. По крайней мере если сравнивать со всем прочим, чем норовила ее побаловать жизнь. Потом приходилось врать, выдумывая по ходу обстоятельства, сюжеты и действующих лиц. Но уж в этом искусстве Ирине — по крайней мере среди знакомых и полузнакомых — равных не было. Действительность, которую по необходимости приходилось укладывать в жестко заданные рамки (как то — не пришла к первой паре, пропустила теорию английской грамматики, где, спрашивается, была?), приобретала медоточивые свойства привычной предутренней грезы. А сны Ирина с детства видела чрезвычайно яркие и убедительные. И ничуть не менее ярко и убедительно умела их рассказывать. Особенно под настроение.
Но после университета началась совсем другая жизнь, ранние подъемы давно вошли в привычку, и только изредка ни с того ни с сего накатывала почти непреодолимая тяга поваляться лишний часок, зарыться с головой в подушку и сделать вид, что не слышала будильника. Причем напасть эта приключалась как правило в самые неподходящие моменты, когда медлить было никак нельзя. Как, например, сегодня.
Ирина рывком оторвала голову от подушки, выскользнула из-под одеяла и, сунув ноги в тапки, прошлепала в ванную. Прохладный душ, пробравший поначалу мурашками, быстро разогнал по телу застоявшуюся за ночь кровь, в голове прояснилось — и выходя из душа, Ира поймала себя на том, что мурлыкает под нос что-то зажигательно-пионерское. Сегодня — первый день ее первого в жизни назначения. Лесник, ее куратор в спецшколе, намекал, что команда довольно необычная, и к тому, чем они занимаются, тоже нужно привыкнуть. Значит, будем привыкать.