Гражданин Галактики (сборник)
Шрифт:
— Это плохо. Ну что ж, если медицинских противопоказаний нет, я могу поговорить с ним лично.
— Полковник?
— Да, Криш?
— Я бы не рекомендовал брать его на службу.
— Что? Мне казалось, он психически не менее здоров, чем вы сами.
— Вне всяких сомнений. Но тут есть немалый риск.
— В чем же дело?
— Сегодня утром я исследовал его под легким гипнозом. Скажите, полковник, у вас когда-нибудь была собака?
— Нет. На моей родной планете они не водятся.
— Очень полезные
— Хм… и часто вы, психологи, прибегаете к подобным экспериментам?
— Лично мне не доводилось. Но в литературе такие опыты описаны… и в случае с этим молодым человеком можно провести кое-какие параллели. В детстве, когда его личность только формировалась, мальчику довелось перенести целый ряд травматических воздействий, последнее из которых случилось с ним лишь вчера. Он растерян и подавлен. Как собака, он готов в любой момент огрызнуться и укусить. Его ни в коем случае нельзя подвергать дальнейшим испытаниям; его нужно окружить заботой и доставить в клинику, где ему окажут психотерапевтическую помощь.
— Ф-фу!
Офицер-психолог пожал плечами. Брисби поспешил извиниться.
— Прошу прощения, доктор. При всем уважении к вашему профессионализму я осведомлен об этом случае гораздо больше вас. Два последних года мальчик находился в превосходных условиях, — Брисби вспомнилось трогательное прощание, невольным свидетелем которого он был. — А до тех пор он жил на попечении полковника Ричарда Баслима. Слышали о таком?
— Я знаю, какой репутацией он пользовался.
— Я готов рискнуть своим кораблем и держать пари, что Баслим не мог испортить мальчика. Да, парню пришлось перенести тяжелые времена. Но его воспитал самый сильный, разумный и гуманный человек из всех, кто когда-либо носил нашу форму. Вы ставите на своих собак. Я — на полковника Ричарда Баслима. Итак… вы советуете мне зачислить его?
Психолог колебался. Брисби вновь спросил:
— Итак?
— Не волнуйся, Криш, — вмешался майор Штейн, — все равно ответственность на мне.
— Чтобы принять решение, — сказал Брисби, — мне нужен прямой ответ.
Доктор Кришнамурти медленно произнес:
— Мне кажется, я могу констатировать, что серьезных оснований
— Зачем?
— Совершенно очевидно, что вы хотите зачислить мальчика. Но если он что-нибудь натворит, моя запись поможет ему избежать трибунала, все ограничится лишь отставкой по состоянию здоровья. У него и так хватало неприятностей.
Полковник Брисби хлопнул его по плечу.
— Ну вот и хорошо, Криш! Джентльмены, на этом наше совещание закончено.
Торби провел беспокойную ночь. Боцман разместил его в помещении старших сержантов, и члены экипажа отнеслись к нему хорошо. Однако мальчика привела в замешательство та подчеркнутая вежливость, с которой окружающие отводили взгляд от яркой формы «Сизу». До сих пор он с гордостью ощущал, как ладно сидит на нем его форма; теперь же он с грустью понял, что всякая одежка годится на своем месте. Ночью, прислушиваясь к храпу, доносившемуся со всех сторон — чужие, фраки — он мечтал вернуться к Людям, которые его понимали и считали своим.
Ворочаясь на жесткой койке, он думал о том, кому достанется его место на «Сизу»?
Живет ли сейчас кто-нибудь в той каморке, которую он по-прежнему именовал «домом»? Починил ли новый жилец дверь, содержит ли комнаты в чистоте и порядке, как папа? И что он сделал с папиным протезом?
Засыпая, он видел перед собой и «Сизу», и папу, и видения смешивались. Наконец, когда перед ним поплыли обезглавленная бабушка и летящий наперерез пират, папа прошептал: «Больше не будет плохих снов, Торби. Никогда. Только хорошие сны».
И только тогда он заснул спокойно — и проснулся в этом ужасном месте, наполненном болтовней фраки. Завтрак оказался сносным, но ему было далеко до стандартов тетки Афины; однако Торби не хотел есть.
После завтрака ему довелось в полной мере ощутить свое бедственное положение. Ему велели раздеться и подвергли унизительному осмотру. Впервые Торби увидел, что медики могут столь бесцеремонно обходиться с человеческим телом, — а он терпеть не мог, когда его тыкают и щупают.
И когда командир послал за Торби, тот уже не испытывал радости от того, что увидится с человеком, который знал папу.
Именно в той каюте он прощался с отцом, и это помещение рождало у него неприятные воспоминания.
Он бесстрастно выслушал объяснения Брисби, чуть-чуть оживившись только после того, как понял, что ему будет присвоен статус — не очень высокий, догадался он. Но тем не менее. У фраки тоже существовало это понятие, но ему не приходило в голову, что оно может иметь для них какое-нибудь значение.
— Тебя никто не принуждает, — заключил Брисби, — но это значительно облегчило бы выполнение воли Баслима — я имею в виду, найти твою семью. Тебе ведь тоже этого хочется, не так ли?