Гражданин Галактики
Шрифт:
– Ты о чем?
– Разве есть сомнения? Долги надо платить™ а это еще один важный долг.
– Муж мой, ты что, с ума сошел? – она смотрела на него во все глаза.
– Мне это нравится не больше, чем тебе. Он не просто хороший мальчик, он самый блестящий оператор из всех, какие у нас были.
– Операторы! – воскликнула она горько. – Кому они нужны! Фьялар, если ты думаешь, что я позволю одному из моих сыновей превратиться во фраки… – Она замолчала.
– Но он и есть фраки.
– Нет. Он принадлежит «Сизу», как и
– Как тебе угодно. Надеюсь, душой он всегда будет принадлежать «Сизу». Но надо отдать последний долг.
– Долг был выплачен давным-давно!
– В бухгалтерских книгах это не обозначено.
– Чепуха! Бэзлим хотел, чтобы мальчик вернулся в свою семью. В какую-нибудь семью фраки – если у фраки есть семьи. Мы дали ему семью – нашу семью, наш клан. Разве это не лучшая плата, чем сунуть его на блохастую подстилку фраки? Или ты такого низкого мнения о «Сизу»?
Она смотрела на него, а Крауза горько думал, что не так уж беспочвенно поверье, будто чистая кровь Народа создает лучшие мозги. Имея дело с фраки, он никогда не выходил из себя. Но Мать – а теперь Рода – всегда могли рассердить его. Но Мать, как бы сурова они ни была, никогда не просила его о невозможном. Но Рода… что ж, она еще новичок в этой работе. Он сурово сказал:
– Первый помощник, приказание дано персонально мне, не «Сизу». У меня нет выбора.
– Ах, так? Очень хорошо, капитан, – поговорим об этом позже. А сейчас, при всем уважении к вам, у меня работа.
Торби прекрасно проводил время на Слете, но не столько веселился, сколько занимался делом; Мать то и дело просила развлечь Первых помощников с других кораблей. Часто гостья приводила с собой дочку или внучку, и Торби приходилось занимать девушку, пока старшие разговаривали. Он очень старался и даже приобрел сноровку в чуть насмешливом светском разговоре с девушками своего возраста. Он выучился тому, что называл танцами, так что дал бы сто очков вперед человеку с двумя левыми ногами и вывернутыми коленями. Теперь он мог положить руку на талию девушки, когда к тому призывала музыка, не испытывая при этом ни озноба, ни лихорадки.
Гости Матери расспрашивали его о папе. Он старался быть вежливым, но его раздражало, что все знали о папе больше него – за исключением важных вещей.
Казалось бы, эти обязанности надо было поделить между всеми. Торби понимал, что он Младший Сын, но Фриц тоже был не женат. Он сказал, что если фриц ему добровольно поможет, то он мог бы подождать с долгом. Фриц в ответ лишь рассмеялся:
– Что же ты можешь предложить такого, что бы возместило мне свободное время на Слете?
– Ну…
– Вот именно. Мать-то всерьез и слушать не станет, даже если бы я был такой ненормальный, что согласился бы. Она велит тебе – тебе и отдуваться. – Фриц зевнул. – Друг, я умираю! Эта маленькая рыженькая с «Сан Луи» хотела танцевать всю ночь. Уйди и дай мне поспать перед банкетом.
– Пиджак можешь одолжить?
– Свой почисти. И чтоб было тихо.
Но в то утро,
Торби думал о совершенно других вещах. Служба кончится поминальной молитвой по папе. Отец предупредил, что он объяснит ему, что делать, но его это очень волновало; к тому же он нервничал от того, что вечером состоится представление «Духа Сизу». Он начал беспокоиться еще больше, когда увидел, что Фриц изучает пьесу. Фриц сказал ему грубо:
– Конечно, я учу твою роль! Отец считает, что это хорошая идея, на случай, если ты упадешь в обморок или сломаешь ногу! Я не собираюсь отнимать у тебя твою славу, это для того, чтобы ты успокоился – если ты способен успокоиться, когда будешь перед тысячью глазеющих зрителей щупать Лоэн.
– Как ты можешь?
Фриц, кажется, задумался:
– Я бы мог, Лоэн такая аппетитная. Может, я сам тебе ногу сломаю.
– Голыми руками?
– Не искушай меня! Торби, это просто для страховки, это – как два оператора. Но все равно, от выхода на сцену тебя может освободить только сломанная нот.
Торби и его отец вышли с «Сизу» за два часа до начала службы. Капитан Крауза сказал:
– Мы могли бы развлечься. Поминовение – удобный случай, если на это правильно смотреть. Но сиденья жесткие, а день будет долгий.
– Ой, отец… Так что я должен делать, когда придет время папы-Бэзлима?
– Ничего особенного. Будешь сидеть впереди во время проповеди и давать ответы на моление об усопших. Знаешь, как это делать?
– Не уверен.
– Я тебе напишу А остальное… ну, ты увидишь, как я это буду делать для моей Матери – твоей Бабушки. Подождешь – и сделаешь то же самое.
– Хорошо, отец.
– Теперь оставь меня в покое
К удивлению Торби, капитан Крауза отошел на боковую дорожку от места Слета, потом подозвал наземную машину. Она оказалась быстрее, чем те, которые Торби видел на Джаббале, почти такой же стремительной, как лозианцы. Они едва успели обменяться любезностями с шофером, как уже доехали до вокзала; машина неслась с такой скоростью, что Торби мало что увидел в городе Артемиды.
Он снова удивился, когда отец купил билеты.
– Куда мы едем?
– Поездка по стране. – Капитан посмотрел на часы. – Масса времени.
Монорельс давал чудесное ощущение скорости.
– Как быстро, отец!
– Около двухсот километров в час, – Крауза вынужден был повысить голос.
– А кажется, что быстрее.
– Достаточно быстро, чтобы сломать шею. Хорошая скорость.
Они ехали с полчаса. Деревенский пейзаж сменился сталелитейными заводами и фабриками – зрелище для Торби новое и увлекательное. Торби решил, что саргонийское производство было незначительным по сравнению с этим. Станция, где они сошли, находилась у длинной высокой стены, за ней Торби смог разглядеть космические корабли. – Где это мы?