Гражданин мира, или письма китайского философа, проживающего в Лондоне, своим друзьям на востоке
Шрифт:
Передо мной лежат два весьма светских письма - оба они посвящены одному и тому же предмету, оба написаны знатными дамами. Но одна из них задает тон в Англии, а другая - в Китае. У себя на родине каждая из них слывет среди beau monde {Высшего света (франц.).} законодательницей вкуса и образцом истинной учтивости. Их письма дают нам полное представление о том, какие качества их поклонников кажутся им достойными хвалы. Судите сами, кто из них лучше понимает, что такое истинная
"Право, милая Шарлотта, мне кажется, что мой полковник в конце
концов добьется своего! Он - самый неотразимый кавалер на свете. Он
так одевается, так ловок, так весел и так мило ухаживает, что
живостью, клянусь, не уступит итальянской борзой маркиза Мак-Акинса. В
первый раз я увидела его в Рэнла {1}; он там блистает, без Рэнла он
ничто, как, впрочем, и Рэнла без него. На следующий день он прислал
визитную карточку, прося разрешения пригласить нас с маменькой на
музыкальный вечер. Все время он поглядывал на нас со столь неотразимым
бесстыдством, что я получала такое удовольствие, точно при сдаче
карт мне сразу достался марьяж. На следующее утро он явился к нам с
визитом, чтобы осведомиться, как мы с маменькой добрались до дому.
Должна тебе сказать, дорогая, что этот обворожительный дьявол
увивается за нами обеими сразу. Лакей застучал в дверь - а у меня
забилось сердце! Я думала дом развалится от этого стука. Под самые
окна подкатила карета с лакеями в прелестных ливреях! У него бездна
вкуса. Маменька все утро трудилась над своей прической, ну а я приняла
его в дезабилье, небрежно и спокойно, как будто его визит меня ни
капельки не взволновал. Маменька изо всех сил старалась быть такой же
degagee {Непринужденной (франц.).}, как я, но от меня не укрылось, как
она покраснела. Право, он обольстительный дьявол. Пока он у нас сидел,
мы смеялись, не переставая. Я никогда еще не слышала столько
забавных шуток. Сначала он принял маменьку за мою сестру, чем
рассмешил ее до крайности, потом принял мой природный румянец за
румяна, чем рассмешил уже меня, а потом вынул табакерку и показал
картинку, и тут мы все трое рассмеялись. В пикет он играет так дурно и
так любит карты и так мило проигрывает, что решительно покорил меня. Я
выиграла целых сто гиней, но зато потеряла сердце, Я думаю, незачем
добавлять, что он всего лишь полковник ополчения {2}.
Остаюсь, любезная Шарлотта, вечно любящей тебя БЕЛИНДОЙ.
Китайская пишет наперснице, своей бедной
ЯЙЕ от ЯОВЫ.
Папенька клянется, что пока он не получит от полковника сто,
двести, триста, четыреста таэлей, он не уступит ему ни одного моего
локона. До чего мне хочется, чтобы мой ненаглядный заплатил папеньке
требуемый выкуп. Ведь полковник считается самым учтивым человеком в
Шэньси {3}. Смогу ли я описать его первый визит! Как они с папенькой
кланялись друг другу, пригибались и то замирали на месте, то начинали
приседать, как отступали один перед другим и вновь сходились. Можно
подумать, что полковник знает наизусть семнадцать книг этикета {4}.
Войдя в зал, он очень изящно трижды взмахнул руками - тогда папенька,
не желая уступать ему, помахал четырежды; после чего полковник
повторил все сначала, и оба они несколько минут с дивной учтивостью
размахивали руками. Я, конечно, оставалась за ширмой и следила за
этой церемонией в щелочку. Полковник об этом знал: папенька его
предупредил заранее. Я все, кажется, отдала бы, лишь бы показать ему
мои крохотные туфельки, но, к сожалению, эта возможность мне не
представилась. Впервые я имела счастье узреть другого мужчину, кроме
папеньки, и клянусь тебе, дорогая моя Яйя, я думала, что три моих души
{5} навеки покинут тело. Как полковник хорош! Недаром его считают
самым красивым мужчиной во всей провинции - так он толст и так невысок
ростом. Но эти природные достоинства весьма выгодно подчеркивал его
костюм, до того модный, что и описать невозможно! Голова у него наголо
обрита, и только на макушке оставлен пучок волос, заплетенных в
очаровательную косичку, которая свисает до самых пят и заканчивается
букетом желтых роз. Не успел он войти, как я тотчас поняла, что он
весь надушен асафетидой {6}. Но его взоры, дорогая моя Яйя, его взоры
просто неотразимы. Он все время смотрел на стену, и я уверена, что
никакая сила не нарушила бы его серьезности и не заставила бы отвести
взгляд в сторону. Учтиво промолчав два часа, он галантно попросил
привести певиц только ради того, чтобы доставить удовольствие мне.