Гражданин преисподней
Шрифт:
– Такая реакция предполагает наличие рецепторов, механизма прямой и обратной связи между ними, какой-то двигательной системы. Но все наши попытки обнаружить нечто подобное успехом не увенчались. Хотя надо признать, что мох устроен гораздо сложнее, чем растения, заселявшие прежде поверхность земли. Только клеток разных видов в нем насчитывается свыше пятидесяти. Да и не клетки это вовсе, если говорить в общепринятом смысле…
– Хорошо, а как вы сами объясняете поведение мха? – Полемика, бурлившая здесь целый день, была подобна болотной топи: уж если ступил в нее один раз,
– Мы полагаем, что здесь имеет место более простая поведенческая реакция, а именно – реакция питания. Вполне вероятно, что в свое время пищей для мха, основной или дополнительной, служили какие-то светящиеся существа.
– Что в лоб, что по лбу, – сказал Кузьма. – Знал я одного умельца, так он с синим светом опыты проводил. И все равно его мох сожрал.
– Вот заладили! Мох и то, мох и се, – проворчал папа Клин. – А без него, между прочим, некоторые давно бы ноги с голодухи протянули. Это, считай, та же самая манна небесная. Ты, Индикоплав, лучше скажи, какое отношение ко мху имеют химеры? Есть между ними что-нибудь общее?
– В широком смысле – да. А в узком – нет. Вошь, например, целиком зависит от человека, на котором паразитирует. Химера же от мха не зависит. Может и сама по себе жить. Хотя и здесь не все просто. Есть такая химера, мы ее между собой точильщиком зовем, так она в тех местах, где чересчур разросшееся слоевище пробкой затыкает туннель, проедает его насквозь. Как бы для вентиляции.
– Для вентиляции?.. То-то я заметил, что там, где много мха, вроде бы легче дышится. – Сказано это было с таким видом, словно папа Клин только что совершил эпохальное открытие.
– Пыли там меньше, вот и дышится легче, – бесцеремонно поправил его Кузьма.
Судя по всему, это замечание не понравилось темнушнику, и он (никого при этом не имея в виду конкретно) выразился в том смысле, что дышать порядочным людям мешает не пыль, а некоторые вконец оборзевшие дурогоны.
Между тем совещание почти выдохлось. Все его участники (в том числе и неутомимые метростроевцы) порядочно подустали и хотели побыстрее покончить с этой говорильней, тем более что окончательное решение как бы уже имелось. Оставалось только оформить его надлежащим образом и утвердить.
Усилиями метростроевцев, которые понимали толк в приказах, инструкциях и указаниях, целиком и полностью регламентировавших их жизнь, был рожден документ, названный довольно пространно и слегка коряво: «Совместная декларация полномочных представителей основных общин, временно населяющих подземный мир». Против термина «Шеол» бурно возражали светляки.
Начало похода, целью которого было проникновение за «так называемую Грань», намечалось уже на следующее утро. Такая спешка была связана с тем, что каждый день отсрочки уменьшал шансы экспедиции на успех. Как выразился начальник планового отдела: «Разойтись по домам и вновь собраться – это то же самое, что все начать сначала».
Возглавлял экспедицию совет, в который, помимо Кузьмы, входило по одному человеку от каждой общины. Однако решающее слово оставалось за проводником.
К вящему неудовольствию темнушников, пункт о принципах дележки земной
Любые материальные ценности, обнаруженные за Гранью, в том числе и оружие, считались общим достоянием и до особого распоряжения дележке не подлежали.
От контактов с аборигенами, предположительно населяющими поверхность земли, предложено было воздержаться.
Начальник медотдела пояснил эту позицию так:
– Еще неизвестно, какие новые болезни появились там за этот срок. После открытия Америки европейцы наградили индейцев туберкулезом, а взамен получили сифилис.
За оставшееся время каждой общине предстояло выдвинуть из своих рядов по три кандидатуры, отличавшиеся выносливостью, самоотверженностью, терпимостью к чужакам (хотя бы относительной), а также имеющие опыт подземных странствий.
Кузьма почему-то не сомневался, что среди участников экспедиции окажутся и его старые знакомые.
Так оно и оказалось.
В путь
Изнывая от тоски по стае (кто не имел сразу полсотни маленьких преданных друзей, тот не поймет этих чувств), Кузьма проснулся задолго до срока, назначенного для торжественных проводов экспедиции.
Сборы его, как всегда, были короткими – ноги в сапоги, баклагу через плечо, посох в руку.
Однако сегодня встал пораньше не только Кузьма. При встрече летучих мышей с их двуногим вожаком присутствовал Герасим Иванович Змей. Одет он был по-дорожному (то есть к обычной амуниции метростроевца добавились саперная лопатка, моток каната и карбидная лампа, из чего можно было сделать вывод, что начальник отдела техники безопасности примет личное участие в экспедиции или по крайней мере в ее первом этапе).
Вырвавшиеся на волю и почуявшие хозяина, зверьки буквально сходили с ума. Со стороны могло показаться, что туча злобных чертенят пытается растерзать одинокого человека, однако стремительные пике и удары крыльев были всего лишь демонстрацией восторга.
Неизвестно, как долго продолжалась бы эта свистопляска, если бы расчувствовавшийся Кузьма не откупорил баклагу.
Пока зверьки по очереди подлетали к поилке, он внимательно осматривал каждого из них. Скоро стало ясно, что стая уменьшилась сразу на пять голов (хорошо еще, что не пострадала элита, включая Князя, Ведьму и Бритву), несколько летучих мышей серьезно больны и почти все страдают от клещей-пухоедов, чего раньше почти не случалось.
Подозвав Змея, Кузьма сунул ему в руки Бритву, только что отвалившуюся от поилки. Если считать по человеческим меркам, она приняла в себя не меньше литра водяры. И это на последних месяцах беременности! Да еще и без закуски.
– Выбирайте клещей, – приказал Кузьма метростроевцу. – Теперь от здоровья летучих мышей будет зависеть наша жизнь… Да-да, вот эти маленькие насекомые и есть клещи. Только, пожалуйста, поаккуратней.
– Она же шипит! – Змей с трудом удерживал Бритву на вытянутой руке.