Гражданин тьмы

Афанасьев Анатолий Владимирович

Отозвались сопляки с водкой. Что-то мычали друг дружке, крутились, вертелись — и вдруг упулились в четыре глаза.

— Слышь, мужик, бабками не богат?

— Чего надо?

— Отстегни стольник. Завтра вернем.

Тусклые, наглые, чуток подкуренные, почти детские глаза. Тщедушные тельца гарантированных белобилетников. В кармане у каждого по кастету либо заточке. Петрозванов отдал им три десятки, хотя, возможно, честнее было взять щенков за шкирку и стукнуть лобешниками. Но он не мог себе позволить даже малейшего шума.

— Мало, братан, — огорчились пацаны. —

На пузырь не хватит. Да не сомневайся, отдадим. Сяку знаешь?

— Вы при нем, что ли?

— Ну да… Ну не совсем… Ну типа того… Дай еще полтинник, не жлобись.

— Для Сяки ничего не жалко, — уверил Петрозванов. — Извините, хлопцы, сам сегодня на мели. Вот все, что есть… — отлил из горсти в горсть серебра, сокрушенно развел руками.

Пацаны переглянулись.

— Соточку примешь?

— Нет, — отказался старлей. — Кроме пива, организм ничего не принимает.

Сопляки удивились искренне.

— Надо же, а с виду впитой.

— Был когда-то, — пригорюнился Петрозванов. — Внутренности все отбиты ментовскими сапогами.

Пацаны посуровели, придвинулись ближе. Завязывался хороший разговор, который мог вылиться в приятное знакомство, но судьба распорядилась иначе. В дверях заведения обозначились двое мужиков, и тем же верхним чутьем он сразу определил, что по его душу. Рослые, поджарые, в строгих костюмах и при галстуках, похожие на близнецов. По тому, как рассеянными взглядами сфотографировали публику и какой обманчиво расслабленной походкой пересекли зал, направляясь к стойке бара, Петрозванов опознал и другое: коллеги, скорее всего, из каких-нибудь смежных спецслужб. Но не бандиты. У тех совсем иная повадка, показушно агрессивная, а у этих осторожная, волчья. Уселись перед барменом Володей, но ничего заказывать не стали, пошушукались, и один, лет тридцати и по званию, похоже, повыше Сергея, слез с «вертушки» и прямиком почапал к Петрозванову. Подошел, сухо произнес, не глядя в глаза:

— Потолковать надо, земеля.

— О чем, друг?

— Не здесь же.

— А где?

— Давай выйдем на двор.

Встретились все же глазами, и Петрозванов не увидел ничего, кроме скуки, в желудевых зрачках незнакомца. Понятно, человек при исполнении. Сергей не почуял опасности. Это была его первая и самая главная, роковая ошибка. Не почувствовал опасности ни умом, ни сердцем.

— Хоть намекни, о чем базар?

— А то не догадываешься? О твоем дружке, о чем еще?..

Пацаны притихли и выглядели как щенки, застигнутые врасплох матерым хищником. Только что волоски на макушке не встали дыбом.

Петрозванов с сожалением отставил недопитую кружку, на треть там еще было.

— Ладно, если надо… Почему не выйти?

На дворе парило. В ноздрях першило от надвигающегося дождя. Улица хорошо освещена. Петрозванов вышел первый, посланцы следом. Остановились, закурили все трое. Прикурили от зажигалки Сергея.

— Туда пойдем, — указал один на котельную в глубине дворика.

Петрозванов знал, что на дверях котельной пудовый замок. Поинтересовался:

— За лоха держите, парни?

— Там человечек ждет, он все объяснит.

— Что

за человечек?

— Какая разница? Про твоего дружка сведения имеет. Если тебе, конечно, важно.

Собеседник цедил слова лениво, без всякой эмоциональной окраски, и Сергей окончательно утвердился: свои, коллеги, сыск. И загоняют ни кого-нибудь другого, а его самого. Их двое, и если, допустим, в котельной третий, ничего, посильно. В любом случае у Петрозванова не осталось выбора. Приманка солидная, поневоле потянешься. Он пошел за ними, и это была его вторая ошибка, вытекающая из первой. Тут уж ничего не попишешь. Он должен услышать, что им известно про Сидоркина.

Замок висел на двери, но декоративно. Один из сопровождающих снял его без ключа, разведя дужки. Внутри, в душном помещении, на три четверти загроможденном трубами и котлами, горело электричество. В дальнем углу за щербатым столом, накрытым клеенкой, сидел пожилой мужчина с седой бородкой клинышком и забавным хохолком на узкой тыковке. В облике этого человека не было ничего угрожающего, он был скорее клерком, чем громилой, если бы не гримаса отвращения, прилипшая к нижней губе. Эта неприятная гримаса как бы сообщала любому, встретившему его взгляд: "Ну что, засранец, вот тебе и кобздец! Не отвертишься, падаль!"

В котельной он был не один: с ящиков у стены поднялся детина монголоидного типа, ростом под потолок, с разворотом плеч, как у трактора, и это было уже серьезно. У детины на лбу было написано, что он веников не вяжет, и усомниться в этом мог кто угодно, но не Петрозванов, который понимал толк в мужской силе. Сзади проскрежетал засов, и сопровождающий подтолкнул его вперед, довольно грубо. Но это уже не имело значения. Сергей понял, что влип основательно и что в такой обстановке кто первый начнет, тот и кончит. Охранник словно прочитал его мысли и, чтобы не оставлять иллюзий, обхватил за туловище и необыкновенно ловко извлек пистолет из подмышечной кобуры. И вторично подтолкнул, так что он оказался в двух шагах от стола.

— Не врубаюсь, — обиделся Петрозванов. — Что за комедию вы затеяли, господа? Вроде культурные люди с виду.

— Сейчас узнаешь, какие мы культурные. — В улыбке бородатый обнажил десны, отчего гримаса отвращения превратилась в какой-то скорбный свиток прегрешений человеческих: ничего подобного Сергею видеть не доводилось. — Значит, так, старлей. Шутки в сторону. От тебя требуется только небольшая информация. Выкладывай, где прячется твой баклан, и расстаемся по-доброму. Или… Ну, сам знаешь, как это бывает.

Петрозванов, совершив все мыслимые и немыслимые ошибки, вдруг теперь ощутил ледяное спокойствие.

— Интересное кино, — сказал он. — Это вы обещали сказать, где он. Если, конечно, мы говорим об одном и том же человеке.

— Об одном, об одном… О твоем майоре. Все-таки ты не совсем в теме, старлей. Повторяю. Сдай Сидоркина — и разойдемся. Другого выхода у тебя нет. Очень важные люди заинтересованы. Их нельзя кидать. Они не поймут.

— Зачем важным людям Сидоркин? Он обыкновенный опер, такой же, как я. Мелкая сошка.