Гражданин Уральской Республики
Шрифт:
…После остановки парня с плеером потеснил мужчина с жабьим животиком под коричневой кофтой, женщину в берете загородили два смуглых узкоглазых типа, затараторивших на непонятном азиатском языке. Туркмены или казахи, предположил Костя. Все сидячие места теперь оказались заняты, кое-кто даже стоял, сгорбившись и держась за поручень.
Муконин глядел в эту минуту на новые лица и не мог угадать выражение их глаз. Чем они живут? О чем думают? К чему стремятся? Лишь безразличные маски. Единственное чувство, которое можно прочитать почти на каждом лице — это укоренившаяся ноющая тревога.
Костя опять уставился в окно. Зубчаниновское шоссе сменилось Физкультурной улицей. Кажется, совсем
За стеклом потянулась огромная очередь жильцов. Люди стояли вдоль улицы, на протяжении длинной девятиэтажной коробки из серых блоков. Хвост очереди находился в начале дома, а голова — в конце, около грузовой машины с бочкообразным контейнером. В глаза бросались в руках у каждого по несколько канистр, или ведра, или большие бутыли. «Понятно, — заключил Костя. — Вдобавок ко всему, в городе перебои с водой».
Муконин вылез за несколько шагов до Площади Кирова. Припомнив дорогу, он свернул в жилые кварталы. Поплутал немного и все-таки заблудился. Присел в скверике тихого двора на лавочку. Здесь было уютно и безлюдно. Где-то на ветвистых деревьях чирикали незаметные птички. Они радовались весенней поре и нежданно выглянувшему солнышку. Им было нипочем, когда черти что творилось в городе. Проблемы людей их не волновали. Костя почему-то вдруг почувствовал мимолетный запах лета, и это напоминание задело его, подхватило волной чего-то давнего и милого и понесло. Но оно быстро ушло, а на смену вспомнилась другая Самара, десятилетней давности. Тогда тоже было лето, и город выглядел таким мирным и счастливым. Они гуляли с Севой, потягивая пиво из бутылок, гуляли после Бункера по паркам и проспектам. Мимо с ветерком проносилась волосатая или выбритая молодежь на роликах, дефилировали красивые девчонки в шортиках, покачивая грудями под топиками, на лавочках алкаши тихонечко распивали «боярышник», ревя моторами, иной раз проносились кабриолеты, и люди улыбались, и было так безмятежно и легко, и так не хотелось прощаться с летом и красивым незабываемым городом, до щемящей щенячьей жалости.
С тех пор будто бы прошла целая вечность.
Костя достал смартфон. Он ведь давно в городе. Нужно, наконец, связаться с генералом и доложиться.
Сергей Михайлович ответил сразу. Фоном послышалась какая-то странная музыка. Где-то рядом работает телевизор? В машине играет радио? Костя не стал гадать.
— Я в Самаре, — коротко известил он.
— Прекрасно, я уже видел по спутнику. На чем доехал? Муляж в порядке?
— В порядке. Один дальнобойщик подвернулся.
— А что с машиной? — вполне серьезно осведомился генерал.
Костя закатил глаза.
— Меня вертолет преследовал, пришлось бросить. Согласно вашим указаниям, я уничтожил «семерку».
— Ну и правильно. Я сейчас же предупрежу наших друзей, будь на связи. Когда тебе назначить стрелку?
— Завтра утром.
— Ты уже нашел, где переночевать?
— Найду.
— Ладно, когда устроишься, звякни сам, — совсем уже по-доброму сказал генерал.
— Хорошо, договорились.
Костя отключил мобильник, убрал в карман. Огляделся вокруг. На дальней скамейке полулежали два наркомана. Парни лет семнадцати, в серых куртках с натянутыми капюшонами, казалось, любовались отрывистыми серыми облаками на небе, задрав головы. Но на самом деле у них были закатившиеся зрачки — Косте почудилось, что он заметил это даже издалека, искоса.
Неожиданно картина в скверике поменялась. Сначала с резким жужжанием ворвались во двор какие-то неформалы на скутерах, у которых Костя разглядел за плечами нечто вроде компактных автоматов, типа Калашникова
Один из парней со скутеров выронил автомат и не по-человечески взвыл, схватился за голову, перекатился по земле и затих. Другой парень достал из-за пазухи лимонку, сорвал чеку и запустил в джип. Мощный хлопок — и джип заполыхал фееричным огнем. Неформалы соскочили, вновь оседлали скутеры, моторчики взревели, и весь отряд моментально растворился за углом ближайшего дома. Стало вдруг тихо и пустынно, только потрескивал горящий джип. Все пронеслось молниеносно, словно кадры с кинопленки. Костя даже не успел опомниться.
Оставив скамейку, он машинально отряхнулся, прикурил сигарету и пошел прочь. Прочь из этого двора, то и дело оглядываясь назад, на полыхающий джип. Но картина больше не менялась. Люди попрятались по норам. Редкие прохожие, которые раньше попадали в поле зрения, теперь как будто обходили двор стороной.
Костя выбрался на тихую улочку, и ему сразу стало спокойнее. И тут он увидел отдаленно знакомый дом.
— Да, жутко здесь у вас, в Самаре, — протянул Костя, уничтожая бычок в стеклянной пепельнице, и оглядел кухню, как будто говорил не о городе, а о помещении, в котором они находились.
Кухня была довольно уютной. Угловой гарнитур молочно-кофейного цвета с золотистыми ручками и круглой мойкой из нержавейки. Примерно такую же мебель, подумал Костя, еще при Путине покупали в кредит все, кто хотел жить поприличнее. То же самое можно было сказать и про электрическую плиту, коричневую «Аленку», удачно вписывающуюся в общий пейзаж. Сквозь щели в приоткрытом жалюзи окна пробивалась черная синь.
— Жутко? Не то слово, — выдавил усмешку Сева, свернув винтовую головку пол-литровой бутылке водки. — Миротворцы давно чувствуют себя полноправными хозяевами. Под знаком новой идеологии развращают местное население. Травят вот этим вот пойлом. (Он угрожающе потряс пол-литрой с этикеткой «Русский медведь».) Да ты не бойся, тут самогон, настоящий, у соседки брал, бутылка просто левая. Вот, травят, развращают. И русские успешно деградируют, осталось совсем немного.
Сева придвинул рюмку Косте, самогон притягательно забулькал. Рюмки наполнились до краев.
— Ладно, давай за русских. — Сева поднял свою рюмку.
Они выпили. Костя подцепил вилкой кусочек вареной рыбы. («Эх, зараза, большая была щука, в Волге на донку выловил»…) Занюхав, Костя быстро отправил закуску в рот. Горячий комочек обжег небо, и Костя наполнил щеки воздухом. Хозяин после рюмки профессионально поморщился, выдохнул и занюхал рукой. Муконину в очередной раз показалась забавной эта несуразность Севкиного лица, заключающаяся в каком-то неправильном соотношении больших почти черных глаз, очерченных дугообразными бровями, сальной вьющейся челки и остальных черт. Особенно такая божеская неразумность проявлялась, когда на лбу у Севы обозначались мимические морщины.