Гражданская война в Испании (1936 – 1939)
Шрифт:
В Париже события развертывались диаметрально противоположно переговорам в Риме и Берлине. Первой реакцией французского правительства было согласие на сделку. Ее поддержали премьер-министр, военный министр и особенно пылко — министр авиации, левый социалист Пьер Кот. Единственным требованием Парижа было держать сделку в секрете — Народный фронт выступал за всеобщий мир и против торговли оружием. Но секретарь и военный атташе испанского посольства сочувствовали мятежу. Они отказались подписать необходимые бумаги (чеки на оплату), подали в отставку и тут же предали всю историю гласности. Корреспондентам они сообщили, что не стали участвовать в
Разразился политический скандал. Авторитет французского правительства, официально отвергавшего войну и секретную дипломатию, сильно пострадал, и в Народном фронте наметился раскол. Глава французского кабинета заколебался и под влиянием консервативных британцев изменил позицию.
25 июля французское правительство несмотря на возражения министра авиации, объявило ошеломленным испанским делегатам и репортерам о переходе Народного фронта Франции к политике «невмешательства в испанские дела». Торговое соглашение было разорвано. Оружие, заказанное Республикой до начала мятежа, но еще не отправленное в Испанию, теперь могло быть переправлено туда только через третьи страны. Переведенные в Париж денежные средства Республики замораживались. «Ради сохранения мира и безопасности» Франция приглашала все европейские державы присоединиться к «невмешательству».
Правительство Хираля активно возражало против решения французов. На пресс-конференции в Мадриде премьер-министр гневно говорил: «Некоторые наши заказы были сделаны до 18 июля. Почему они не должны выполняться? Только потому, что заговорщики напали на нас?»Но Мадрид не заявил официального протеста французам, опасаясь толкнуть неустойчивое французское правительство в лагерь открытых врагов Республики. Позже новый министр иностранных дел Республики Альварес дель Вайо с горечью говорил: «Так называемое невмешательство на деле являет собой прямое и непосредственное вмешательство на стороне мятежников».
Тем не менее Пьер Кот считал себя вправе поставлять самолеты Республике. Он и его сторонники в госаппарате и в комитетах Народного фронта быстро и втайне от репортеров перебросили в Каталонию первую партию самолетов — 12 истребителей и пять бомбардировщиков. Перегоняли их французские пилоты. Это были устаревшие и слабо вооруженные машины 20-х годов, которыми была перенасыщена французская авиация — «Ньюпор-372», «Луар-46», «Потез-54». Летчики и механики называли их «телятами на пяти ногах». Ценности они почти не имели. Но узнавший в последний момент об операции французский премьер-министр мгновенно приказал снять с самолетов вооружение и бомбосбрасыватели и запретил Коту дальнейшие действия. А многие парижские и марсельские газеты начали против министра авиации кампанию, обвиняя его в разжигании войны.
8 августа Франция с согласия Англии, не дожидаясь ответа других стран, окончательно наложила эмбарго на вывоз всех военных материалов в Испанию «до окончания внутренней борьбы». Однако на протяжении всей войны она продолжала поставлять в Республику гуманитарные грузы — продовольствие, горючее, медикаменты, одежду, автомобили и т. д. Их вывоз и транзит никоим образом не ограничивались французскими властями.
Пацифисты и изоляционисты западных демократий были довольны французской декларацией 8 августа. Испанские же республиканцы расценили данный акт Парижа как удар в спину, а восставшие — как ложный маневр «гнилой демократии».
24
Соглашение о «невмешательстве» успокоило пацифистскую (очень влиятельную в то время) часть западного общественного мнения. Не сразу было замечено, что оно изобиловало недоработками, не предусматривало ни малейших санкций против нарушителей и потому не стало преградой на пути вмешательства тоталитарных держав в испанскую войну.
Итак, противники — республиканцы и мятежники — почти в один и тот же день обратились за рубеж с просьбой о поддержке. Причем восставшие сразу попросили прислать иностранных военных на испанскую землю. Пройдет совсем немного времени, и республиканские власти тоже обратятся за границу со сходной просьбой. Масштабы военных действий расширялись.
Вернемся в начало августа 1936 года. Испанская Республика начинала третью неделю войны оптимистически. «Августовский оптимизм» республиканцев сплошь и рядом переходил в полнейшую беззаботность. Республика в июле удержала густонаселенные городские районы страны с большой долей рабочих и интеллигенции — «красную Испанию». Она олицетворяла законную власть: в ее руках оставался Мадрид с органами центральной власти, чиновным аппаратом и золотым запасом. Республиканцы господствовали на море и в воздухе, они контролировали почти все предприятия военной промышленности, не испытывали недостатка в живой силе и имели численное превосходство на всех фронтах. Казалось, у Республики есть решительно все, чтобы наконец-то подавить восстание.
Однако уязвимыми сторонами армии Народного фронта оказалось отсутствие элементарного порядка и дисциплины. Как только республиканцы одержали несколько побед в первую неделю войны, они сразу утратили надпартийное единство действий, стихийно сложившееся 18–20 июля. Каждая партия (а их было свыше десятка) и каждый профцентр снова пытались проводить совершенно самостоятельную политику. При этом все республиканцы — от уличного мальчишки-газетчика до премьер-министра Хираля были уверены, что окончательная победа над восставшими гарантирована и об исходе войны не следует беспокоиться. На фронтах Республики и в ее тылу царила «героическая импровизация», по определению ее поклонников, или полный хаос, по мнению скептиков.
После 18 июля республиканский госаппарат надолго перестал существовать. Одни чиновники бежали в Бургос, других пришлось группами увольнять из-за их абсолютной ненадежности. Остатки аппарата продолжали функционировать по инерции, не имея уже ни власти, ни влияния. Та же участь постигла муниципалитеты. Все органы власти после вооружения народа были оттеснены самозваными комитетами.
Об этих событиях иностранные наблюдатели (даже сторонники Народного фронта!) писали с восторгом и с испугом одновременно: «Испанское государство рухнуло, развалившись на куски. Народ мог все себе позволить — он стал хозяином».