Гражданская война в России. За правду до смерти
Шрифт:
Офицеры олицетворяли собой силу или, говоря словами С. Витте, «престиж силы» {433} , на которой держалось все здание российской империи, и вместе с тем вековое порабощение крестьянства, сохранение его в нищете и невежестве. Наиболее ярко и отчетливо для крестьян эта сила проявилась при подавлении армией революции 1905 г. Как только военной разрухой этот «престиж силы» оказался поколеблен, крестьяне, одетые в солдатские шинели, решили, что настал их час освобождения, на пути которого стояли остатки этой былой силы. Радикализм их настроениям придавало сохранившееся, на подсознательном уровне, чувство мести к угнетателям (выразившимся во время войны в офицерах) за века рабства.
433
Витте С.Ю…, т. 2, с. 65, 66.
Примером здесь могут служить хотя бы воспоминания шефа жандармов А. Бенкердорфа, относящиеся к временам Николая I: «Военные поселяне, возбуждая друг друга, дали волю своей ненависти к начальству и бросились с яростью на офицеров и врачей. Все округи огласились общим воплем, требовавшим
Проявление этих чувств, прежде всего, в армии, было закономерно, поскольку армия является наиболее консервативным, выкованным кровью и веками инструментом власти. Той власти, которая в России всего десятилетие назад, под давлением революции 1905 г., отменила остатки крепостного права. Однако они, по словам лидера эсеров В. Чернова, почти в нетронутом виде сохранились в армии: «ген. Алексеев был до мозга костей пропитан старой психологией, диктовавшей вывеску “Вход нижним чинам и собакам воспрещен”» {435} . Характерен пример, когда обсуждая с членом Думы приказ о вежливом обхождении с рядовыми, один из командиров дивизий выразился коротко и энергично: «Я порол этих мерзавцев и буду пороть, а если кто-нибудь пикнет, я сам дам ему пятьдесят ударов плетью» {436} . Чернов в итоге приходил к выводу о «касте генералов» {437} . Эти принципы не смогла разрушить даже Февральская революция, и «революция повернулась спиной к кадровым офицерам. Возможно, это было логично и неизбежно, но оттого не менее трагично», – констатировал Керенский {438} .
434
Портфель графа А.Х. Бенкердорфа. Мемуары шефа жандармов. (в сборнике: Николай I. Муж. Отец. Император. М.: СЛОВО/SLOVO, 2000. с. 360, 361).
435
Чернов В…, с. 294.
436
Чернов В…, с. 295.
437
Чернов В…, с. 371.
438
Керенский А. Русская революция…, с. 179.
Офицеры, радикализованные войной и революцией, действительно стали заложниками ситуации: они превратились в особую социальную группу, касту, оторванную от народа и противопоставившую себя ему. Офицеры первыми стояли на пути стихии, рвавшейся домой, к миру и одновременно мстящей за копившиеся многие столетия обиды. И не важно, что офицеры не представляли уже собой правящего класса, но они олицетворяли его и выполняли его приказы. Офицерству своими жизнями, судьбами пришлось отвечать не только за себя, но и за весь правящий класс, который довел страну до революции и гражданской войны. Заставляя крестьянскую армию выполнять свой долг, они встали на пути стихии разгоравшегося «Русского бунта», который с невероятной жестокостью смел их {439} .
439
Судьба многих офицеров была по настоящему трагична и предрешена с первых дней революции. Что ждало оставшихся в живых? По словам А. Деникина: «тех немногих, кто уцелел…, судьба разметала по свету: одни оказались в рядах полков, нашедших приют в славянских землях; другие – за колючей проволокой лагерей – тюрем, воздвигнутых недавними союзниками, третьи, голодные и бесприютные, – в грязных ночлежках городов Старого и Нового Света». (Деникин А.И. (II)…, с. 395–396.)
Несмотря на все свои недостатки, Белая армия при поддержке союзников представляла собой грозную военную силу. И итог Гражданской войны, особенно в ее начале, был еще далеко не предрешен. Солдаты идут на смерть ради будущего, а не прошлого. От того, какое будущее, какую созидательную идею несли на своих штыках белые армии русскому народу, зависел и итог той войны:
Идеология Белого движения
Во имя этих священных целей, которые связывали ген. Корнилова с либералом Милюковым и черносотенцем Римским-Корсаковым, уложены были сотни тысяч народу, разграблены и опустошены юг и восток России, окончательно расшатано хозяйство страны, революции навязан был красный террор.
440
Троцкий Л. Д. История русской революции. т. 2. Октябрьская революция. Часть первая.
«Добровольческая армия не преследует никаких политических целей; члены ее при своем вступлении дадут подписку не принимать никакого участия в политике и не заниматься какой бы то ни было политической пропагандой» – декларировал создатель Белой армии ген. М. Алексеев {441} . «Бойцы-добровольцы жаждали уйти от подальше от политики, но Добровольческая армия в целом, – замечал в ответ ген. Н. Головин, – уйти от нее конечно, не могла. Политика прикреплялась к ней в лице тех политических и общественных деятелей, которые стекались под ее защиту. В подавляющем большинстве это были представители либеральной демократии и буржуазии, сильно поправевшие после всего пережитого» {442} .
441
(Головин Н.Н. Российская контрреволюция…, т.1, с. 466).
442
Ответы
Но главное – необходимость комплектования и поддержания боеспособности армии, потребность в поддержке общественности и союзников требовала от ее лидеров сформировать цели своего движения. Первым их попытался сформулировать в своей политической программе ген. Л. Корнилов: «“Совет народных комиссаров” утвердил у нас деспотическую диктатуру черни, несущую гибель всем культурно-историческим завоеваниям страны… Низвергнув гибельную диктатуру черни и оперевшись на все здоровые национальные и демократические элементы народа, эта власть должна прежде всего все свои усилия направить к подавлению анархии и возрождению армии… поднятию производительных сил страны» {443} .
443
См. подробнее: Головин Н.Н. Российская контрреволюция…, т.1., с. 500–501.
Следующий командующий Армией Юга России ген. А. Деникин, в своем политическом обращении «От Добровольческой армии…», был лаконичнее: «Предстоит… тяжелая борьба. Борьба за целость разоренной, урезанной, униженной России; борьба за гибнущую русскую культуру, за гибнущие несметные народные богатства, за право свободно жить и дышать в стране, где народоправство должно сменить власть черни…» {444}
Что же Деникин понимал под народоправством и чернью? Похоже, он и сам до конца не знал определенного ответа на этот вопрос: «Эта формула (опора на разные слои населения, в особенности на крестьянство), – вспоминал он, – не обнаруживала степени дерзания ни в аграрном, ни в прочих социальных вопросах, сильно напоминая наши всегдашние призывы к сотрудничеству “всех государственно мыслящих слоев населения”, а некоторая неясность редакции этого пункта дала даже повод председателю Особого совещания генералу Лукомскому сопроводить ее замечанием: “То есть выбросить буржуев!..”» {445}
444
Деникин А. И. (II)…, с. 393.
445
Деникин А. И. (III)…, с. 319.
Уточнение в определение «народа» внес член деникинского правительства профессор К. Соколов: «“Власть должна опереться на консервативные круги при условии признания ими факта земельной революции”, – однако, как замечал Деникин, – Это предложение теряло свою ценность, принимая во внимание настроения правых кругов, в глазах которых тогда даже “третий сноп” считался “уступкой домогательствам черни… Итак, коалиции конец. Предстоит выбор: либерализм, консерватизм или «левая политика правыми руками” – та политика, которая была испытана впоследствии в Крыму другими лицами без особого успеха» {446} .
446
Деникин А. И. (III)…, с. 320.
Какой же «народ» представляли те политические силы, среди которых Деникин искал опору будущей власти?
У правых (консервативных) партий был «общий лозунг – «самодержавие, православие, народность». Из предосторожности он не осложнялся необычайно трудными вопросами положительного государственного и социального строительства, а сводился к простейшему и доступному массе, оголенному от внешних туманных покровов императиву: – Бей жидов, спасай Россию!» {447} «Почвенность», «корни» и народная опора считались там (среди монархистов и националистов) элементами второстепенными. Многие разделяли тогда взгляд, приписываемый одному из лидеров ультраправых В. Пуришкевичу: «К моменту окончательной победы над большевиками народная масса, усталая от пережитых потрясений, жаждущая порядка и возвращения к мирному труду, окончательно утратит свою роль главной движущей силы революции; масса отойдет от политики. Но революция будет продолжаться. И взамен демоса на арене борющихся сил окажутся политические группы, кружки и партии, из которых каждая будет говорить от имени народа. Вот этим-то моментом и нужно воспользоваться для выхода на политическую арену…» Деникин замечал, что это был «Взгляд, не лишенный проницательности» {448} .
447
Деникин А. И. (III)…, с. 134.
448
Деникин А. И. (III)…, с. 135.
Меньшевики совершенно трезво смотрели на такое будущее: «Учредительное собрание при самом неограниченном избирательном праве, но в обстановке тишины и спокойствия, легко превратилось бы в послушное орудие реакции при отсутствии революционной энергии в массах; представители народа были бы бессильны перед правительством…» Как следствие «меньшевистские белогвардейские газеты…, – по словам Деникина, – приняли тон настолько вызывающий и направление настолько деморализующее, что властям (Юга России) пришлось закрыть их» {449} . Меньшевики «первыми примирились с большевиками и объединились с ними для борьбы с враждебными большевизму правительствами. Вслед за меньшевиками по этому пути пошли и социалисты-революционеры. Ряд видных и ответственных деятелей этой партии (Вольский, Святицкий и др.) выступили с соответствующими декларациями и воззваниями…» {450}
449
Харьковская меньшевистская газета «Мысль». 1919 г. (Деникин А. И. (III)…, с. 143–144.)
450
Добровольский С… с. 44–45