Гражданская война
Шрифт:
– - Значит, Элен? Ерунда!
– - А если она каким-то образом узнала о старых прегрешениях отца? В конечном итоге немалая часть его состояния нажита преступными деяниями...
– - Андрэ, она любила своего отца...
– - Поссорилась, вспылила, выстрелила, когда опомнилась -- перенесла отца в спальню, но было поздно, испугалась и сбежала.... так или иначе, а это одна из версий, разрабатываемых полиций...
– - Это невозможно... Я хочу сказать, что она не могла стрелять в него.
– - Надеюсь, полиция ошибается.
Мы слышали стенания
– - Я, пожалуй, пройдусь среди могил... хочется побыть одному, -- сказал я как можно более естественным тоном, затем окликнул Велье:
– - Филидор! Не жди меня, встретимся вечером... Прощайте и Вы, Андрэ.
Все же Андрэ Пани, как мне тогда показалось, что-то заподозрил. Он метнул быстрый взгляд в сторону склепа, где кто-то из друзей или родственников почившего протяжно и громко говорил проникновенные слова, затем внимательно посмотрел мне в глаза, однако простился очень просто, молвив:
– - Я все понимаю...
Я дождался, пока Филидор и Пани скроются из виду, подошел к группе людей в черном, осторожно пробрался к Элен и встал у нее за спиной.
– - Элен, -- зашептал я ей на ухо, -- нам надо поговорить.
Мы отошли недалеко, но на достаточное расстояние, без опасений быть кем-то услышанным. Глаза Элен застилали слезы, она едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться.
– - Это ужасно, Морис, ужасно.
– - Девочка моя... дело гораздо серьезнее, чем ты, может быть, думаешь: полиция подозревает в убийстве тебя.
– - Как ты сказал?
– - Полиция...
– - Нет, нет, я не о том... ты сказал: "Девочка моя"... Ты ведь любишь меня, несмотря на ни что, правда?
Бог мой! Я готов был поклясться всеми святыми, что это правда. Я готов был подхватить ее на руки и целовать, целовать, целовать... Только сознание того, что кладбище не совсем подходящее для этого место, сдерживало меня, и я произнес коротко:
– - Я люблю тебя.
– - Милый, -- прильнула ко мне Элен, и меня захлестнули ранее неведомые чувства.
Мы стояли так несколько минут, обнявшись, не говоря ни слова.
– - Элен, нам лучше уйти, тебя повсюду разыскивают, и, может статься, здесь будут искать в первую очередь. Где ты сейчас живешь?
– - наконец сказал я.
– - В гостинице.
Это была дешевая гостиница: двухэтажная, грязная, отвратительная, в номере с обшарпанными стенами и посеревшим от сырости потолком не было ничего, кроме кровати, стула и умывальника с разбитой раковиной и протекающим краном.
Хозяйка, немолодая женщина с распухшим лицом, неимоверно толстая, вручая нам ключ от комнаты Элен, понимающе улыбнулась и, вероятно, для того, чтобы подчеркнуть свою проницательность, добавила:
" Полиция заглядывает сюда ну крайне редко."
"Пожалуй, оно и верно, для Элен эта ночлежка гораздо надежнее любого
Мы снова были вместе. В почти пустой, неуютной, жалкой комнатушке, но вместе. И снова, оказавшись наедине с Элен, я потерял ощущение реальности всего происходящего... Я помню, как целовал подушечки ее пальцев, как она взяла мою руку, будто котенок, потерлась щекой о мою ладонь,.. ее горячее дыхание,.. и нежную кожу, дрожь пробегала по ней, словно мелкая зыбь по уснувшему от ласк луны морю,.. как я коснулся губами ее лба, осыпал поцелуями лицо, шею, как, опьяненный запахом ее тела, сжал в своих объятиях... Элен, я, мы, бесконечно, в полусне, в полузабытье говорили друг другу: "любимый, единственный, родная... я люблю тебя, Элен,.. я люблю тебя, Морис"... А потом она сказала, что у нас будет ребенок...
Та ночь была нашей, вся без остатка.
31.
Утром, условившись с Элен, что она не будет покидать номер, я уехал к Филидору. В который раз я обращался к нему за помощью. Мы обо всем договорились -- он обещал спрятать Элен у надежных людей. Нам надо было выиграть время. Когда через два часа я вернулся, комната была пуста.
– - Где она?
– - сбежав вниз к консьержке, вскричал я.
– - Но мсье, мадемуазель ушла, ничего не сказав, -- фальшиво улыбаясь, ответила хозяйка, сама невинность.
Слепая ярость порой наш наилучший союзник. Вот и тогда -- я схватил ее за грудки и сдавил с такой силой, что бедняжка вдруг стала пунцовой и едва смогла вымолвить:
– - Ее увели...
– - Кто?
– - прошипел я, немного ослабив хватку.
– - Она не назвала себя, этакая яркая блондинка, стройная, лет 25, -- на одном дыхании выговорила женщина.
– - Что она сказала?
– - Чтобы я держала язык за зубами -- и хорошо заплатила.
Отпустив вздрагивающую, словно под током, перепуганную хозяйку гостиницы, я пошел к машине.
"Пат, это Пат!.." На следующий день после убийства Скотта со мной по телефону связался Роже Шали, сказал он следующее: "Здравствуйте! Узнали?!... Она в полном порядке, цела и невредима. Подробности при встрече..." Он говорил о Патриции... Но почему она это сделала? Где теперь Элен? В замке? Она с Пат более в безопасности, чем со мной. Я должен просто ждать. Но не будет ли это ошибкой?
Да, именно так я утешал себя тем, что причин для беспокойства нет, что Элен скоро даст о себе знать. Напрасно...
Во второй половине дня я позвонил в офис Роже Пали, но Мария Стюарт ничего не знала. Ближе к вечеру, не в силах более томиться ожиданием, отправился в Париж, не имея никакой цели.
Я находился в пути, когда позвонил Карл.
– - Вы вместе?
– - он думал, я с Элен, -- Отец предупредил меня, я собирался к Вам.
– - Нет, я один.
– - Возникли проблемы?
– - Кажется, да...
– - Приезжайте. Может быть вместе что-нибудь решим.
– - Может быть...
– - неопределенно ответил я и положил трубку.