Гражданство магической реальности
Шрифт:
Если бы у меня был старший брат… Года этак на два-три старше… Так вот, он, скорее всего выглядел бы точно так же. Плюс-минус игры генома в комбинаторику. Промелькнули и исчезли мысли о доппельгангерах. А затем прозвучал еще щелчок и в кафетерий вошла… мама.
В психологии есть такое понятие, эдипов комплекс. Может, я неправильно понимаю, что он из себя представляет, но… шок — это по-нашему.
Мама сбросила лет пятнадцать и выглядела безумно красивой. Наверное, в рамках былой рациональности, у меня могла бы быть такая старшая сестра. На представителей предыдущего поколения
Всей моей воли хватило лишь на то, чтобы приветливо помахать рукой с бокалом Симфонии. И робко улыбнуться.
Кофе, который готовит Роффе, ничуть не уступает его коктейлям. По молчаливому соглашению, мы с родителями какое-то время делали вид, будто все в порядке вещей. Ночные посиделки в ином континууме, когда твоего отца может спутать с тобой его старый знакомый.
Ага…Спектакль продолжался до тех пор, пока Роффе не принес откуда-то длинную белую свечу, наверное, чуть больше локтя высоту, а отец не установил её в центр столика и не зажег. Разумеется, без каких-либо спичек или зажигалок. Я начал потихоньку привыкать к такой роскоши.
— Дождались, Вивер, — сдержанно заметил отец, сидя по правую руку от меня.
— Дождались, Каннер, — эхом откликнулась мать, отвлекаясь от бисквитного пирожного. — Кто бы мог подумать…
Вот и познакомились, подумал я. Теперь я, по видимости, Имярек Каннерович. Осталось разобраться с фамилией.
— Ровным счетом ничего не понимаю, только местами о чем-то догадываюсь.
Моё признание родители встретили с понимающим видом.
— Тебе уже кто-нибудь говорил, что ты перворожденный? Само понятие первородства в контексте всего этого окружения о чем-либо говорит?
Мама в своем репертуаре. Даже дома, когда они изображали классических родителей, слово “контекст” оставалось одним из любимых слов её словарного запаса.
— Единожды. Уже тут. Роффи сказал. Без каких-либо пояснений. Полагаю, речь не о чечевичной похлебке.
— Вот и настало время, — провозгласил папа голосом, балансирующим на грани взволнованной торжественности.
— Сегодня надо рассказать очень и очень о многом, потому ты получишь краткое описание, а за подробностями обратишься к нам позже. Благо мы никуда исчезать не планируем, а большинство крайне неудобных ограничений на общение с собственным ребенком пропали с момента получения им гражданских прав.
Кстати, перед тем как мы начнем тут занудничать, какую категорию тебе выдали в управе?
Похоже, эта категориальность, тут определяет многое. К счастью, я уже успел увидеть реакцию Роффе, а потому был готов.
— Кей, папа.
Родители на мгновение застыли, казалось даже перестали дышать. А затем медленно переглянулись. Не только Роффе пустил слезу при этом известии. Прослезились и мои предки. Как я успел понять, у них до сих пор категория Эль.
— Когда ты упомянул про расширенное гражданство, я предположила, что речь идет про категорию Эль Плюс, — призналась мама.
— Нам, мигрантам, выдавали либо Эм, либо вовсе Эн. Но из тех, кто получил Эн, выжили единицы. Логично было предположить, что перворожденному выдадут гражданство на одну ступень
— Позже, мам, — извиняющимся тоном ответил я, выкладывая левую руку на стол. Браслет на запястье был ответом сам по себе. Тоже не детализированным, с намеком на возможные ограничения в распространении.
Глаза у отца сверкнули. Он определенно распознал кожу мамонта. Или я снова ошибаюсь в родителях. Не впервой, кстати.
— Перворожденный, это первое поколение детей мигрантов, рожденных в условиях новой Печати, — пояснил он. — Мы с Вивер прибыли сюда еще детьми, но наша суть все равно чужда этому мирозданию. Даже игнорируя те аспекты, которые можно назвать… политическими.
Родовые силы, семейная магия, тайные практики. Все эти вещи предполагают либо глубокую адаптацию к мирозданию, к мельчайшим деталям Печати, либо… опасны. Все наши врожденные умения и навыки здесь работают с крайне малым коэффициентом полезного действия. Оттого управа тщательно опечатывает всех мигрантов и дает им гражданство низких категорий.
Итого, я не какой-то там фэнтезийный принц или аристократ, как сплошь и рядом случается в фэнтезятине про попаданцев и внезапно объявляющихся родителей.
Я потомок мигрантов, то ли беженцев, то ли гастарбайтеров.
Хорошо еще, что у меня не было как предварительных романтических ожиданий на этот счет, так и закидонов в стиле “Гастарбайтер — друг человека”. Теперь осталось узнать, как называется или называлась моя историческая родина. Осмелюсь предположить, что Роффе тоже оттуда и ностальгирует по дому, балуясь этнической кухней. Интересно, я и в этот раз ошибусь с прогнозами?
— Ограничительные печати сказываются как на выборе места работы, так и на возможности воспитывать собственных детей, — мрачно уточнила мама, мимоходом смахнув слезу.
— Для категории Эм неизбежно отчуждение ребенка. На такое мы бы ни за что не пошли. Шанс, что выходец из приюта сумеет получить гражданство, даже не рассматривался всерьез. С момента нашего брака до твоего рождения прошло девятнадцать лет, Имярек.
Не два как в той фальшивой биографии прикрытия. И все, чего нам удалось добиться — перехода в категорию Эль. С этой формой гражданства ребенок остается с родителями, но прямое направление его в сторону овладения Искусством блокируется Печатью.
— Мы изворачивалсь как могли, — теперь уже отец выглядел извиняющимся. Это было донельзя непривычно. Как в зеркало смотришься…
— Было столько всего придумано. Ты бы только знал, Имярек, сколько обходных путей и лазеек так и не сработало в итоге. Поэтому мы просто неимоверно рады, что ты сумел найти свой путь и каким-то образом убедить управу наделить тебя правами.
— Если бы не ваша поддержка, — наверное, невозможно глядеть на собственную растроганную копию и оставаться спокойным. Или для этого требуется какой-то особый навык, которым я не владел. — Ничего без неё не вышло бы. Или потребовалось еще лет десять. Собственно, так и должно было произойти, если бы не цепочка случайностей…