Греческие боги. Рассказы Перси Джексона
Шрифт:
Он сидел, вальяжно откинувшись на спинку трона, и размышлял обо всех тех безумствах, что ему довелось увидеть прошлым днем. О да, ему определенно стоит когда-нибудь написать книгу. И вдруг бронзовые двери его личных апартаментов распахнулись и к подножию его трона на своей колеснице с двумя драконами подкатила Деметра. Драконы рычали и скалили зубы, заливая слюной золотые ботинки Гелиоса.
— Э-э, привет? — нервно сказал он.
— Где моя дочь? — Голос Деметры был спокоен и неумолимо серьезен.
Гелиос моргнул. Ему очень не хотелось
— Ее забрал Аид, — сказал он и поведал обо всем, что видел.
Деметра едва сдержала крик. Ей не хотелось стать причиной новой эпидемии попкорна. Но Аид?! Из всех отвратительных и кошмарных мужчин-богов, что могли украсть ее драгоценную дочь, Аид был самым отвратительным и кошмарным.
— И почему ты не рассказал мне об этом раньше? — спросила она убийственным, как ее меч, тоном.
— Ну, я…
— Неважно! — оборвала она его. — С тобой я разберусь позже. Когда Зевс узнает, что Аид обесчестил нашу дочь, он придет в ярость!
Она покинула солнечный дворец и направилась прямиком на Олимп.
Вы будете правы, предположив, что ее разговор с Зевсом прошел совсем не так, как она рассчитывала. Она решительным шагом пересекла тронный зал и закричала:
— Зевс! Ты не поверишь, что случилось!
И рассказала ему обо всем, а затем потребовала, чтобы он что-нибудь предпринял.
Странно, но Зевс совсем не выглядел разозленным. Он смотрел куда угодно, только не в глаза Деметре, и без остановки пощипывал кончик своего перуна. По его виску побежала капелька пота.
Деметру поглотило очень холодное и нехорошее чувство — что-то вроде ярости, но столь глубокой, какой она еще никогда не испытывала.
— Зевс, что ты сделал?
— Ну… — робко повел плечами Зевс. — Кажется, Аид что-то упоминал насчет своего желания жениться на Персефоне…
Деметра так сильно сжала кулаки, что на пол закапал золотой ихор.
— И?
— И это отличная партия! Аид силен. Красив… ну, да, он силен.
— Я хочу свою дочь назад! — сказала Деметра. — СЕЙЧАС ЖЕ!
Зевс поерзал на своем троне.
— Слушай, малыш…
— Не называй меня «малыш»!
— Я не могу забрать назад свое слово. Она в Царстве Мертвых. Они женаты. Конец истории.
— Нет, — возразила Деметра. — Никаких концов никаких историй! Пока ко мне не вернется моя дочь, на земле ничего не будет расти! Все посевы погибнут! Люди будут голодать! Все живые существа будут делить со мной мою боль, пока ты не поступишь правильно и не вернешь Персефону!
Деметра с грохотом покинула зал. (Грохот обычно был прерогативой Зевса, но в тот момент она была просто вне себя.) Она вернулась в Элевсин, в царство, где люди помогли ей. Лишь там она позволила зерновым продолжать расти, но во всем остальном мире посевы высохли, как она и предупреждала.
Зевс
Шли недели. Затем счет пошел на месяцы. Тысячи людей начали голодать. А когда люди голодны, они больше не могут сжигать подношения богам и строить новые храмы. Все, что они могут, это обращаться с мольбой к богам двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю: «Спасите нас! Мы голодаем!» Из-за чего у Зевса началась жуткая головная боль.
Кроме того, богам пришлось питаться одной амброзией и нектаром, а это им быстро наскучило. Без зерна у них больше не было хлеба и этих только что из печки шоколадных пирожных с орехами, которые иногда пекла Гера.
Наконец Зевс уступил. Он призвал своего главного посланника, бога по имени Гермес, и сказал:
— Значит, так, Гермес, отправляйся-ка ты в Царство Мертвых и скажи Аиду, что ему придется отослать Персефону назад, иначе не видать нам больше никогда мира… и пирожных.
— Уже лечу, босс. — И Гермес полетел в Царство Мертвых.
Все это время Персефона провела во дворце Аида, на горьком опыте убеждаясь, что мир не вращается вокруг нее.
Сколько бы она ни топала, ни задерживала дыхание и ни звала маму, желаемого она так и не получала.
Она устроила несколько грандиозных истерик. Разнесла свою постель (из-за чего спать на ней стало очень неудобно), пинала стены (отбив при этом ноги), а когда призрачные слуги Аида приносили ей еду, она била тарелки и отказывалась есть, хотя и была голодна.
Вопрос с едой был особенно актуален. В те времена в Греции съесть пищу в чужом доме приравнивалось к подписанию контракта, тем самым ты объявлял себя гостем хозяев. И те обязывались хорошо с тобой обращаться, но взамен и ты должен был вести себя подобающе. По сути это значило, что ты и принимающая тебя в гостях сторона находитесь в дружеских отношениях.
Персефоне совсем не хотелось подписывать этот контракт. Ни за что.
Первые несколько дней она отказывалась покидать комнату. Аид ее и не заставлял, хотя и делал попытки поговорить.
— Слушай, — увещевал он ее, — твой отец согласился на этот брак. Мне жаль насчет всего этого похищения — которое, кстати, было его идеей, — но клянусь, я люблю тебя. Ты потрясающа и прекрасна, и я обещаю…
— Пошел вон! — Она схватила первое, что попалось под руку — то оказалась подушка — и бросила в него. Мягкий снаряд отскочил от груди Аида.
С печалью на лице Аид оставил ее одну.
Где-то на четвертый день Персефоне стало скучно и она вышла из комнаты. Ее никто не останавливал. И она быстро поняла почему. Вне дворца идти было просто некуда. Она застряла в Царстве Мертвых, где во всех направлениях протянулась серая унылая равнина, заполненная умершими, а вместо неба над ними нависал черный туман.