Греческие календы
Шрифт:
—Его больше нет! — четко ответил трибун.
Побледневшая Ливия со словами "Разве вы не видите, Август бредит, он зовет своего умершего друга", принялась выпроваживать сенаторов.
Тиберий из-за головы Августа знаками приказывал трибуну замолчать.
—Как
—Так... — похлопал по висящему на поясе мечу трибун. — Я выполнил твой приказ!
—Какой прика-а-аз?.. — простонал Август и нашел глазами жену, — Ливия...
— Да, дорогой? — с готовностью подошла она к ложу. — Мы обязательно разберемся и накажем виновных, правда, Тиберий?
— Конечно, отец! — подтвердил наследник. — И клянусь тебе, если этот негодяй лжет, он ответит перед сенатом!
"О боги, как же я был слеп! — чуть было не вырвалось у Августа, не отрывавшего взгляда от Ливии. — Эта женщина стоит десятка Клеопатр... Но как хороша она была в тот вечер, когда, выйдя из моей спальни, растрепанная, красная, стояла перед своим первым мужем и отцами-сенаторами! И как я благодарил тогда богов, что они послали Марку Ливию Друзу, с которым я решил породниться, именно такую дочь! За что же тогда я благодарил их?..
Агриппа, Марцелл, Гай с Луцием, теперь Постум — не слишком ли много жертв принесено с помощью Ливии Гименею? Я глупец, обманывая миллионы, оказался обманутым одной женщиной! Вот кто был главным героем в моей великой комедии! Вот кто обрек меня на
Первым желанием Августа было приказать трибуну пронзить Ливию тем же мечом, которым она обрекла на смерть Постума. Но он остановил себя, подумав, что трибун и Сеян, стоявшие в дверях, будут теперь служить сильному. А сильный уже не он. Сильная теперь Ливия. И от одного ее желания будет зависеть, какие почести ему воздадут после смерти. Что же теперь делать? Что?..
Лицо Августа неожиданно изменилось. Глаза в испуге расширились. Бессознательным движением он толкнул рукой загрохотавшую по полу клепсидру и, воскликнув: "Ливия, помни, как мы жили! Живи и прощай!" — вытянулся всем телом.
Тиберий, неслышно выйдя из-за ложа, наклонился к его губам.
Ливия торопливыми глотками пила снадобье, которое протянул ей лекарь.
Один за другим в спальню вбегали сенаторы, рабы, охранники. Послышались первые вопли заранее приглашенных плакальщиков — мальчиков и девочек из лучших семейств.
Глашатаи на улице кричали о смерти принцепса и назначении его преемником Тиберия Цезаря Августа, сына бога.
Лишь один войсковой трибун безучастно стоял на месте не в силах отвести глаз от смертельной белизны, разливающейся по лицу императора, достигшего, наконец, таких почестей, которых он не мог позволить себе при жизни.