Греческое сокровище
Шрифт:
— Большую часть этих золотых бляшек рассыпали на дно могилы перед тем, как сложить погребальный костер, остальные, скорее всего, положены на полусожженные останки после того, как огонь погас, — заметил Генри.
Эта шахтовая могила была всего четырех футов глубиной. Ее раскопали полностью. Сверху сеялся свет холодного ноябрьского солнца. Смахнули пепел с одной бляшки, с другой и залюбовались—как искусно выбиты на них разнообразные узоры: цветы, листья, бабочки, медндровый узор — как на могильных плитах, не то осьминоги, не то каракатицы с восьмью ногами, изогнутыми
Следующую находку сделала Софья: распавшееся на три части ожерелье. Каждая представляла собой резной драгоценный камень — инталию: на первой Геракл убивает немейского льва, на второй два сражающихся воина, на третьей—лев поднялся на задние лапы и стал передними на выступ скалы. Это ожерелье, казалось, было древнее тех, что были найдены в Трое.
— Но я нигде не читала, что в Арголиде когда-нибудь добывали золото, — сказала Софья. — Откуда его столько у древних греков?
— Возможно, победив Трою, они стали вести обширную торговлю с востоком, плавая по Эгейскому и Средиземному морям. Эти драгоценности могли быть куплены уже готовыми, но микенцы могли ввозить и золотые слитки. У них ведь наверняка были свои ювелиры. Взгляни, какую прелесть я только что нашел: не то кузнечики, не то сверчки на золотой цепочке, целый десяток.
Они копали и просеивали грунт, простаивая часами на коленях по обе стороны погребального костра, и все это время Стаматакис не спускал с них холодного, настороженного взгляда. То и дело кто-нибудь восхищенно вскрикивал: чего только не таила в себе эта древняя земля — золотые грифоны, лежащие львы, олени с ветвистыми рогами, сферические украшения, сердечки, филигранной работы броши, орнамент, изображающий двух женщин с порхающими вокруг голубями, каракатицы, летящий золотой грифон.
— Многие украшения имеют отверстие, — заметила
Софья. — Это или частицы ожерелий, или брошки, которые прикалывали к платью.
Генри ничего не слышал от волнения: на голове одного скелета он увидел великолепную золотую корону. Она потемнела от огня, и все-таки это была самая прекрасная их находка. Корона представляла собой обруч, покрытый барельефным узором из концентрических кругов; к обручу были прикреплены тридцать шесть больших золотых листьев.
— Замечательнейший образец ювелирного искусства, — прошептал ей Генри. — Подойди ко мне. На концах короны есть маленькие дырочки и куски тонкой проволоки, которыми она крепилась на голове. Я хотел бы взглянуть на тебя в этой короне, пока Стаматакис не отобрал ее у нас.
Софья присела рядом, и Генри надел ей на голову корону, так что тридцать шесть золотых листьев встали как нимб.
— Эта корона красивее троянских диадем. Я буду настаивать, чтобы мне разрешили сфотографировать тебя в этой короне в кладовой Стаматакиса.
Эфор услыхал последние слова Генри.
— Никаких фотографий золота, пока мы не перевезем все сокровища в Афины, — вмешался он.
Генри смерил его уничтожающим взглядом, Софья вернулась на свое место и снова принялась раскапывать землю руками. Скоро и она нашла золотую диадему.
— Генри, — воскликнула она, — внутри пристал
— Не смейте ничего трогать, — приказал Стаматакис. — Что с этим делать, будет решать Археологическое общество.
Они провели весь день в этой, по словам Генри, «самой богатой золотой копилке в мире». Нашли еще пять диадем. Осторожно смахнули щеткой черный пепел, все еще покрывавший их. Тут же Софья раскопала еще две диадемы. Всего в тот день было найдено девять золотых диадем.
— Это, должно быть, могила цариц. — У Софьи перехватило дух: только вообразить себе, что они откопали!
— Одна царица. Остальные принцессы, все они похоронены одновременно. Это не Клитемнестра, микенцы похоронили ее за городской стеной. Они считали, что прах ее осквернит акрополь. Интересно, как далеко в глубь тысячелетий мы заглянули? Во времена Атрея? Пелопса?
В золе Генри нашел две большие золотые звезды, два креста, скрепленные посередине золотой заклепкой. Возле одного скелета лежала золотая брошь, изображавшая женщину в профиль с протянутыми руками. Смахнув с нее землю и пепел, Генри показал брошь Софье.
— Это—гречанка, — внимательно вглядевшись в изображение. сказала Софья, — Нет никакого сомнения. Посмотри на профиль: лоб и нос составляют как бы одну линию. А эти огромные глаза…
— Почти такие же, как у тебя, — улыбнулся Генри. Софья подняла глаза — Стаматакис бережно укладывал золотые находки в мешок и не смотрел на нее.
— А какая пышная грудь! — прошептала она. — Только воздержись, пожалуйста, от дальнейших сравнений.
Просеивая золу, они не переставали изумляться богатству погребальных даров: золотые серьги, ожерелья, шесть запястий, двое весов, детская маска с прорезями для глаз, сильно пострадавшая от времени.
— Значит, в этой могиле был сожжен и ребенок, — заключил Генри, держа маску в руках. — Павсаний рассказывает об этом обычае древних. Возможно, ребенок умер вскоре после матери. Однако детских костей здесь нет.
Софья откопала два скипетра — еще одно доказательство, что найдены царские захоронения. Скипетры были серебряные, обложенные золотой пластиной, рукоятки выточены из горного хрусталя. Затем последовали еще золотые находки: гребень с костяными зубьями, золотые и янтарные бусины, броши, кубок с изображением рыбы, золотая шкатулка с хорошо пригнанной крышкой. Генри нашел в золе красивую сферическую вазу с двумя ручками, еще три кубка с крышками, серебряную вазу без всяких украшений, серебряный кувшин и такой же кубок.
Последняя находка этого дня представляла собой загадку. В изголовье всех трех могил лежали медные ларчики, наполненные гнилым деревом.
— Я думаю, — высказал предположение Генри, — что эти ящички клали под голову усопшим, наподобие алебастровых валиков древних египтян.
Глядя на все это золото, Стаматакис вдруг страшно перепугался. Он один отвечает за эти бесценные находки! А вдруг их украдут. Спрос будет с него. Это погубит его карьеру! Прислонившись к стене шахты, он тяжело дышал — ему ведь тоже пришлось покопаться в земле.