Грех да беда на кого не живет
Шрифт:
Краснов (садится к столу). Само собою. Ужели ж мне не емши быть!
Краснова. Накрывай, сестра! (Уходит в кухню. Жмигулина накрывает на стол.)
Архип. Ты, Лёв, в лавку пойдешь?
Краснов. Нет, уж я забрался.
Архип. Дома, что ль, будешь?
Краснов. С часок места побуду, а то надоть за реку сходить, деньги получить.
Краснова вносит чашку щей, ставит на стол и уходит с Жмигулиной.
Краснов, съевши несколько ложек, задумывается.
Архип. Лёв! Не вижу я тебя, а словно как ты н?весел пришел?
Краснов. На что глядя радоваться-то!
Архип. А тужить-то об чем?
Краснов. Мое горе, дед, мое. Мое собственное. Мне про то и знать.
Архип. Ну, бог с тобой! Твое горе, тебе с ним и ведаться. (Помолчав.) А и то сказать, ведь я тебе не ворог; хоть и скажешь мне, так беды не будет. Да и жил-то я не с твое и горя-то видал побольше; может, еще что и на пользу скажу.
Краснов. Не такое дело, дед, чтоб совета просить! Ничего ты мне не скажешь.
Архип. Глупый ты, глупый! Почем ты знаешь? Аль ты себя умней всех ставишь?
Краснов. Да отстань ты! Не до того мне! Ну что пристал! (Стучит с сердцем ложкой по чашке.)
Входит Жмигулина, ставит на стол чашку с кашей и уходит.
Архип. Жена-то умней тебя, право умней.
Краснов. Кабы умна была, так бы слушалась мужа.
Архип. Мало ль чего нет! На всякий час не опасешься! А ты за малость гнева не держи. Одна вина - не вина, а две вины - полвины; три вины - вина.
Краснов. Какая вина! Вина вине рознь. За другую вину удавить мало.
Архип. Что больно грозно! Ноне за денной разбой да и то не вешают.
Краснов. И кусок-то в рот нейдет.
Архип. Эко сердце-то у тебя ретивое! Я начал было про жену-то, это я неспроста. Она прежде тебя за ум взялась.
Краснов слушает.
Говорит: "Дедушка Архип, замолви за меня мужу словечко! Я, говорит, его люблю, только его нраву боюсь. Может, он что думает на меня, так напрасно. Я его ни на кого не променяю. Я, говорит, ему всякое угождение сделаю, только бы он простил меня да не сердился".
Краснов. Да это точно?
Архип. Аль ты совсем рехнулся? Врать, что ли, я стану на старости лет! Она бы и сама тебе сказала; ей и хочется покориться-то, да, видишь ты, стыдно, ну и боится.
Краснов (встает). Дедушка Архип, пойми ты меня! Ведь ты знаешь, как я ее люблю, нечего тебе сказывать! Жили мы с ней до этого случая ладно; вы все видели, души я в ней не чаял. Наезжает теперича этот барин, и вижу я, он с ней разговаривает больно слободно, ну и взяло меня за сердце. Веришь ты мне, не помнил, что говорил, что делал. Как пошла это она к нему, жду я ее полчаса - нейдет, жду час - нейдет, так меня лихорадка проняла, зубы у меня застучали. Чего тут я, чего ни передумал! Может, я грешу, обижаю ее; может, у ней и в уме-то ничего нет; да что ж мне делать-то! Жжет меня всего огнем, вот так и жжет. Обидел я ее, это точно, да легко ли мне самому-то? Скажи ты мне, что она умерла сейчас, - что я над собой сделаю, я не знаю, а легче мне будет, ничем у меня ее кто отымет. (Плачет.) Другой денег себе хочет, знати, а мне ничего не надо, мне только чтоб она меня любила. Дай ты мне на выбор: вот, мол, тебе, Краснов, горы золотые, палаты царские, только оставь жену; или вот, мол, тебе землянка непокрытая, работа всякая черная, только с женой жить; я и ох не молвлю, буду на себе воду возить, только бы с ней быть завсегда. Так слушай ты, дедушка! Мудрено
Архип. Что ты! На кого?
Краснов. Ну да уж что было, то прошло. Вперед не дай бог этакой муки! Врагу своему не пожелаешь.
Архип. А ты укорачивай сердце-то!
Краснов. Эх, дедушка! Рад бы я укорачивать, да не спохватишься. В очах у тебя вдруг смеркается, в голове звенит, за сердце словно кто рукой ухватит, в уме тебе только несчастье да грех представляются. И ходишь как полоумный, ничего кругом себя не видишь. А вот теперь отошло от сердца, так и ничего, полегчало, ровно и не бывало ничего.
Входит Жмигулина и берет чашку со стола.
А где же Татьяна Даниловна?
Жмигулина. Она там, в кухне.
Краснов. Зачем же они в кухне? Что им там делать! Совсем не их место в кухне сидеть! Позовите их сюда.
Жмигулина уходит.
Афоня (тихо Архипу). Дедушка, будет она брату в ноги кланяться аль нет? Коли не будет, я уйду.
Архип. Как хотят, нам что за дело!
Входят Краснова и Жмигулина.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Краснов, Краснова, Жмигулина, Архип и Афоня.
Краснова. Вы меня звали?
Краснов. Потому собственно, что вам в кухне сидеть непристойно-с.
Архип. Я, Татьяна, ему говорил; теперь уж как хочешь сама.
Краснова. Лёв Родионыч! Если я в чем виновата перед вами, так извините меня. Если вам угодно, я вам, пожалуй, в ноги поклонюсь.
Краснов. Нет, зачем же-с! Я и так могу чувствовать-с! Нешто я могу вас допустить до этого, чтоб вы мне кланялись! Что я тогда буду за человек!
Краснова. Я согласна что угодно сделать, только бы вы на меня не сердились.
Краснов. Ничего мне от вас не надобно, кроме вашего слова-с. Вы сказали слово - и конец, я вам должен верить.
Краснова. Значит, вы на меня не сердитесь?
Краснов. Никакого сердца-с! А что я, точно, человек не полированный, сгоряча пошумел, так за это не взыщите, потому любя-с.
Жмигулина. Ах, полноте! Кто же на вас может взыскивать!
Краснова. Я уж и забыла. Мне не столько обидны были слова ваши, сколько то, что вы сегодня не хотели даже и взглянуть на меня.
Архип. Ведь помирились, ну и будет! Что старые-то дрязги перетряхивать! Вот теперь как следует поцелуйтесь. Так все дело и пойдет своим чередом.
Краснова. За этим, дедушка, дело не станет. Я с моим большим удовольствием! Я уж давно хотела, да не знала, как понравится Льву Родионычу!
Краснов. Если вы с удовольствием-с, так уж я вдвое против того-с! (Целуются.)
Жмигулина. Это только всегда было удивительно видеть для меня, Лёв Родионыч, как сестра вас любит.
Краснов. Что ж тут удивительного-с?