Грехи отцов. Том 1
Шрифт:
— Я говорил тебе, не ври! — закричал я, — я предупреждал...
Кевин встал между нами.
— Не принимай это так близко к сердцу, Сэм. Почему ты так уверен, что он лжет?
— Он объединил совершенно разные события. — Я оттолкнул Кевина в сторону. — В первый раз ты спал с ней в ту самую ночь, когда встретил ее, не правда ли? — кричал я на Корнелиуса, — ты спал с ней в прошлую среду! Это была та самая ночь, когда у вас с Алисией была большая ссора из-за того, что я ей рассказал о твоем намерении выдать за меня Вики. На следующее утро, в четверг, ты едва не отправился на тот свет от приступа астмы, когда я сказал,
— Верно, верно, — ответил Корнелиус, — совершенно верно. Это было именно так, как ты говоришь. Это ее ошибка, это она ввела меня в заблуждение. Иначе я бы никогда не отнял у тебя Терезы, Сэм, клянусь тебе.
— Если это так, то почему ты, сукин сын, пошел сегодня к Терезе, зная, как я к ней отношусь?
— Она пригласила меня, — ответил Корнелиус.
Кевин не дал мне стукнуть его. Я обрушил на них фонтан слов, но так как говорил по-немецки, никто не мог меня понять. Я попытался найти нужные слова, но все смешалось, и в конце концов я упал на софу и спрятал лицо в ладони.
— Я не хотел говорить тебе этого, — сказал Корнелиус, — потому что знаю, это тебя ранит. Вот почему я сказал, будто то, что произошло в прошлую среду, случилось вчера. В прошлую среду все произошло так, как я тебе описал, за исключением того, что ты, Кевин, уже лег спать, когда я тихонько пришел в твой дом, и Тереза, которая на кухне мыла посуду после джамбалайи, предложила мне кофе, а не филе баллис. Как я сказал, это было в некотором роде случайностью, которая, если бы я не передумал, не повторилась бы никогда. И тогда поздно вечером в моем кабинете после того, как ты ушел домой, Сэм... — Он замолчал. — Мне позвонила Тереза и пригласила поужинать сегодня вечером. Я сказал: «У тебя, должно быть, крепкая нервная система», — но она не обратила на это внимания. «Я никому не принадлежу», — сказала она. «Я делаю, что хочу. Мне жаль Сэма, он замечательный парень. Но он не для меня и никогда не станет таким, как мне надо». — «Хорошо», — сказал я, — если ты так это понимаешь, пусть будет так, но лучше бы ты уладила дела с Сэмом, чтобы он знал, на каком он свете». — «О, конечно, — ответила она, — но я люблю Сэма и не хотела бы его ранить больше, чем надо, мне надо дождаться подходящего момента, чтобы сказать ему». — «Не жди слишком долго», — сказал я и повесил трубку. Затем я посидел и подумал о сложившемся положении. Я понял, что я глупо себя вел. Я понял, что лучше оставить ее в покое. Но, видишь ли, у меня столько проблем... — Он снова замолчал. — Я больше ничего не могу объяснить.
Наступила тишина. Внезапно я почувствовал огромную усталость, гнев и ярость по отношению к нему куда-то улетучились. Кто знает, может быть, в его положении я испытал бы такие же заблуждения и наделал таких же ошибок, и я верил ему, когда он говорил, что лгал мне только для того, чтобы не причинить мне еще большей боли. Насколько легче было бы мне, если бы я думал, что он агрессор, а Тереза — его невольная жертва. Мысль о том, что их роли были распределены как раз наоборот, была для меня нестерпимой.
— Я не вернусь к ней, — наконец произнес Корнелиус. — Я не могу после всего этого, нет.
Я повторил то, что сказал тогда в мансарде:
— Забирай ее, она твоя.
Кевин строго заметил:
— Мне кажется, что прежде, чем окончательно разрешить
— Кевин, неужели ты не видишь, что мне дали отставку в наихудшем варианте? На месте Нейла мог быть кто угодно. Тереза, очевидно, была готова уйти. Вероятно, я подсознательно догадывался об этом с тех пор, как она стала искать поводы, чтобы не видеться со мной.
— Да, но... — Кевин отбросил назад волосы смущенным жестом. — Но остается много того, чего я не могу понять, — сказал он в итоге, — теперь мы знаем, что у Нейла были личные проблемы, заставившие его действовать несообразно своему характеру. Но мы так и не знаем, почему Тереза вела себя столь ей несвойственно. Почему она «пустила тебя под откос» наихудшим способом, изменив тебе с твоим лучшим другом. Вот этого я не могу понять.
Я так изнемог, что едва пожал плечами.
— Нейл разбирается в искусстве. Он интересней меня. Это же не вопрос, менять ли прошлогодний автомобиль на новый, лучшей модели!
Последовала небольшая пауза, после чего Кевин спокойно спросил:
— Сэм, ты уверен, что хорошо знаешь Терезу? Она не поверхностный человек, легкомысленно меняющий одного партнера на того, кто лучше выглядит и может поговорить об искусстве. Она сложная натура. Видимо, она решила, что Нейл может помочь ей справиться с ее проблемами лучше тебя. — Он поставил свой стакан и, повернувшись к двери, собрался уходить. — Сэм, уезжай в Германию, — спокойно продолжал он, не глядя в мою сторону, — и найди себе там женщину, знающую лишь «три К»: Kinder, K"uche и Kirche8. Поверь мне, ты никогда не будешь счастлив с женщиной типа Терезы. Ты не можешь уловить конфликт, возникающий в ее работах, и даже если сможешь, в чем я сомневаюсь, то вряд ли сумеешь совладать с ним. Давай, Нейл, пошли. Я полагаю, Сэму надо дать отдохнуть.
Корнелиус задержался в холле.
— Сэм, мы переживем это, правда? Я знаю то, что случилось, ужасно, но...
— О, ради Бога, убирайся к черту и оставь меня одного!
Корнелиус ушел, маленькая несчастная фигурка с уязвленным самолюбием.
После того как они ушли, я оставался в холле, пока не услышал, что лифт спустился в вестибюль, но потом, когда наступившая тишина стала невыносимой, я вернулся к бутылке бренди и постарался отгородиться от своей боли.
Она пришла ко мне на следующий день. На ней был строгий черный костюм, свободная белая блузка и маленькая черная шляпка с пером. Я с трудом узнал ее.
Я еще не пришел в себя и не мог ясно мыслить, и когда услышал ее голос в интеркоме, моя первая мысль была: она хочет, чтобы я к ней вернулся. Но, увидев официальность ее одеяния, я понял, что дело, по которому она пришла, далеко от этого.
— Привет, — сказала она с какой-то неловкостью в голосе, руками она крутила ремень сумки, — очень мило с твоей стороны разрешить мне подняться, я обещаю, это не займет много времени.
Будучи не в состоянии говорить, я открыл дверь в гостиную. Когда она проходила мимо, меня охватило огромное желание обнять ее. Но прежде, чем я пошевелился, она сказала:
— Я пришла потому, что должна тебе две вещи: извинение и объяснение.
Я собрал осколки своего «я», чтобы не дать моей боли прорваться наружу, и внезапно ко мне пришло мое так называемое «профессиональное обаяние», защищавшее меня от суровостей жизни, которую я сам себе выбрал. Я пытался его сбросить, но это оказалось невозможным. Оно стало частью меня, как кожа, и, если я его сорву, я знаю, что буду на грани смерти.