Грехи отцов. Том 1
Шрифт:
Я сделал еще пару деловых звонков, чтобы окончательно восстановить самообладание, и, почувствовав, что абсолютно пришел в себя, неохотно оставил телефон.
— Принеси последнее письмо, которое я получил от сестры, — сказал я внезапно своему помощнику. Тот исчез и быстро вернулся с письмом в руках.
— Кому ты звонишь сейчас, Корнелиус? — раздался голос Алисии из одной из спален.
— Я обещал Эмили позвонить ее английским пасынку и падчерице. Я хочу с этим сразу покончить, чтобы не портить впечатления от всего путешествия.
Я
Алисия стояла в дверях.
— Я полагаю, мы должны увидеть их, пока мы здесь.
— Нет, почему, черт возьми, мы должны? Они не общались с нами многие годы. Мне не хочется жаловаться Эмили, которая делает вид, что любит их, но я чувствовал что-то вроде отвращения к ним за их неблагодарность.
— Ты должен был сказать Эмили. Может быть, ей нравится играть роль мученицы: которая любит до безумия детей своего мужа от другой женщины, но я не понимаю, почему мы должны следовать ей?
— Очень жаль, но мы с Эмили по-разному относимся к памяти Стива, и это не дает мне права спорить с ней относительно этих детей.
— Я дозвонился, сэр, до мисс Элфриды Салливен, — сказал мой помощник и передал мне трубку.
Я постарался придать своему голосу безразличную интонацию:
— Элфрида?
— Да. — Односложное слово было бесцветным и бескомпромиссным.
— Привет, как дела? — сказал я, с трудом сохраняя безразличие. — Я приехал в отпуск в Лондон, и Эмили просила меня позвонить тебе. Как поживают Эдред и Джордж?
— Хорошо.
— Так, а есть ли какие-нибудь новости для Эмили?
— Нет.
Наша беседа все больше и больше не нравилась мне.
— Тебе в последнее время приходилось видеться с Вики? — спросил я. — Она не упоминала о тебе, но я полагаю, вы общались друг с другом?
— Нет.
— У тебя были какие-нибудь причины на это?
— Да.
— Какие же?
— Ты убил моего отца, — сказала Элфрида Салливен и повесила трубку.
Разумеется, я никого не убивал. Стив Салливен умер в результате несчастного случая. Когда я дал последнее приказание Сэму в 1939 году, я не сказал: «Убей его». Я сказал только... Впрочем, не имеет значения, что в точности я тогда сказал. Стив преследовал меня многие годы, и у меня не было иного выбора, кроме как вывести его из игры и разрушить его карьеру. Я не виноват, что он понял, что не может приспособиться к своему положению после того, как Сэм и я доказали обществу, что он хронический пьяница, находившийся на излечении в известной лондонской лечебнице для алкоголиков. — «Разберись с ним», — сказал я Сэму. — Я хочу сказать, разберись окончательно».
Я вспоминаю дрожащий голос Сэма, когда он позвонил по трансатлантическому телефону, чтобы сообщить о смерти
Однако в настоящее время в живых не осталось никого, кто знает точно, что случилось со Стивом в 1939 году, кроме Сэма и меня и, по-видимому, Элфриды Салливен.
Полный смысл этого потрясающего факта внезапно стремительно пронесся в моей голове. Как узнала Элфрида? Как давно Она знает об этом? И кто бы мог рассказать ей об этом?
— Как поживает Элфрида? — донесся голос Алисии из спальни.
— Прекрасно. — Я был в таком потрясении, что едва мог говорить. Сделав большое усилие, я попытался разобраться в фактах.
Возможно, после смерти Стива его жена Дайна подняла шум. Но это казалось маловероятным: она была слишком огорчена, чтобы устраивать неприятные публичные сцены. Ей было трудно обсуждать смерть Стива даже с самыми близкими друзьями. После ее смерти в Дюнкерке в 1940 году только два человека, по-видимому, знали всю историю. Один — это Алан Слейд, ее сын от Пола Ван Зейла, а другой — Тони Салливен, младший брат Скотта и второй сын Стива.
В то время я был в Англии и встретил их обоих в Лондоне. Эмили телеграфировала, что она хочет взять на воспитание трех младших детей Стива и Дайны. Алан и Тони едва вышли из школьного возраста, и им было трудно заботиться должным образом о своих младших сводных сестре и братьях, и для них было бы лучше всего принять предложение Эмили. Но Алан согласился неохотно. Ему не нравилась идея отправить детей со мной в Америку. Однако Тони, который, так же как Скотт, после смерти матери воспитывался в доме Эмили, убедил его, что Эмили обладает непревзойденным талантом приемной матери.
Несмотря на то что в конце концов мы пришли к согласию, произошел неприятный разговор, и даже после достигнутого соглашения Тони все еще хотел рассказать детям, что я виновен в смерти их отца. Мне едва удалось убедить его не делать этого, ссылаясь на то, что дети едва ли согласятся поехать со мной в Америку, если узнают, что я убийца их отца и что было бы гораздо лучше не поднимать этот вопрос. Тони (во многих отношениях глупый мальчик) продолжал упрямо настаивать, что десятилетние Эдред и Элфрида достигли того возраста, когда уже могут узнать правду, но Алан (который был гораздо умнее) увидел логику в моих доводах, и в конце концов они согласились хранить молчание.
И Алан, и Тони были убиты в 1944 году, и насколько мне известно, они умерли, не сказав обо мне ни слова ни Эдреду, ни Элфриде, ни Джорджу. Дети, воспитанные Эмили, вежливо относились ко мне во время их пребывания в Америке, и даже после их возвращения в Англию они готовы были провести летний сезон в моем доме в Бар-Харборе. Однако в январе 1948 года в день восемнадцатилетия близнецов они вернули мне чек, который я послал им в качестве подарка, и с тех пор я не получал от них никаких известий. Я был удивлен такой неучтивостью и объяснил ее тем, что эти дети трудные и, кроме того, восемнадцать лет — это такой возраст, когда многие подростки ведут себя странно. Мысль о том, что они узнали тайну смерти своего отца, приходила мне в голову, но я отбрасывал эту идею, потому что был уверен, что никто не может рассказать им об этом. Это невозможно.