Греховная связь
Шрифт:
Теплая волна радости охватила Роберта. С такими друзьями, такой искренней поддержкой, какое он имел право провалиться? Он почувствовал, как у него вырастают крылья; сердце, ум, душа — все вдруг собралось в одну точку. Он набрал полную грудь воздуха, спокойно раскрыл свои записи и Библию и начал. Голос его, полный чувств, яркий и искренний, наполнил маленькую церковь.
— Обо всем истинном; обо всем честном; обо всем справедливом; обо всем чистом; обо всем прекрасном и достойном — задумайтесь, братия, я умоляю вас, задумайтесь об этом…
5
Собравшаяся
— Замечательная проповедь, преподобный, разрешите выразить вам искреннее восхищение, — настойчиво повторял мистер Уилкес тряся руку Роберту. — Не стану скрывать, что у меня были некоторые колебания — даже сомнения, — когда вопрос о вашем назначении впервые обсуждался в окружном церковном совете мирян, почетным председателем которого я имею честь состоять.
Роберт со свойственной ему любезностью внимательно слушал разливающегося соловьем местного воротилу. Из-за голов стоящих у крыльца прихожан Клер поймала счастливый взгляд мужа и подмигнула в ответ.
— Тогда я сказал, об этом знает миссис Уилкес, он слишком молод, сказал я…
— О да, ты так говорил, — кивнула в знак согласия цветочная клумба вуали. — Слишком молод, сказал ты тогда.
— А вашего отца, насколько я знаю, заменить было не так-то просто… но покончим с этим. Видит Бог, молодой человек, если вам удастся вернуть рабочих в церковь, чтобы снова прочистить им мозги Библией, можете положиться на меня в дальнейшем — что бы вы ни задумывали, мой голос будет всегда за вас!
— От всей души вам благодарен, мистер Уилкес, — сдерживая улыбку, серьезно ответил Роберт. — У меня масса планов, и можете быть уверены, я все время буду держать вас в курсе. Что касается моей молодости, то, боюсь, здесь мне придется признать вашу правоту. Но приходский совет и миссис Уилкес, само собой, — он почтительно склонил голову перед реющей на утреннем бризе вуалью, — могут быть спокойны, поскольку я обещаю предпринять на своем поприще все, что от меня зависит, чтобы исправить это положение!
— Не сомневаюсь, не сомневаюсь, — согласно кивал головой мистер Уилкес, смутно чувствуя, однако, что его ловко обставили. — Во всяком случае, я рад, что вам удалось затащить сюда шахтеров, среди них есть смутьяны, и они нуждаются в умиротворяющем влиянии, в этом не приходится сомневаться. Вы сделали замечательный почин, залучив сюда их профсоюзного деятеля. Продолжайте в том же духе! Мы надеемся на вас! — И небрежно кивнув Полю Эверарду, направляющемуся в их сторону, мистер Уилкес подхватил свою раздувающуюся на ветру половину и ретировался.
— Прекрасная проповедь, дружище! — с горячностью выпалил Поль; его обычное легкомыслие мгновенно вернулось к нему, как только он покинул церковные стены и ступил на грешную землю. — В жизни бы не поверил, что ты такое можешь выдать, провалиться мне на этом месте! Нет, это ж надо, как ты им врезал — прямо промеж глаз! И причем без всяких шпаргалок! Да, вот что значит… — Он чуть было не ляпнул „язык подвешен хорошо“, но спохватился и закончил, — достать до самых печенок, святой отец!
— Так тебе понравилось? — сухо
— Потрясающе! Лучше чем в кино. Раз в неделю, конечна И потом, стоило прийти хотя бы для того, чтоб посмотреть, как вытянулась физиономия у этого старого крючка Уилкеса, когда он увидел здесь меня.
— Да, это на него произвело неизгладимое впечатление, — расхохотался Роберт. — Но ты, правда, хочешь сказать, что Господь Бог и я имели счастье лицезреть тебя на службе один-единственный раз?
— Чистая правда, старина, — признался Поль, развязывая галстук и расстегивая пуговицу на рубашке. — Не хотел бы, чтоб ты вознесся от чувства собственной важности. Один-единственный раз, так сказать, для затравки. Считай меня временно исполняющим обязанности добровольного командира Божиих новобранцев. А еще твоим служащим по вопросу развлечений.
Роберт разразился веселым смехом.
— Что ты такое несешь?
— Как что, неужели ты думаешь, что я в свой выходной день тащился в такую даль, не имея никаких других планов? — ухмыльнулся Поль, черные глаза его лукаво поблескивали. — Все заметано. Где девочки? Клер? Джоан? Подобрал подол? А? И никаких споров, преподобный. Даже служитель Божий имеет право на послеполуденный отдых. Все уже готово. Садись в машину — и за мной. О’кей?
Начинался прилив. Могучие валы громоздились, вздымаясь во весь свой гигантский рост, и медленно двигались к берегу, словно пытались скрыть от непосвященного свою истинную мощь. С тропинки, петляющей по круто обрывающемуся в море утесу, небольшая уединенная бухточка, покрытая ослепительно белым, искрящимся в полуденных лучах солнца песком, казалась правильной подковой. Стоило, однако, спуститься ниже, и груды острых черных камней, молчаливо громоздящихся вдоль выхода из бухты, служили постоянным напоминанием о том, как это местечко получило свое название.
Роберт набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул. Его охватило чувство полного блаженства. Он всегда любил бухту Крушения, и в немалой степени за ее безлюдность. Расположенная совсем рядом с Брайтстоуном, она тем не менее никогда не являлась излюбленным местом ребячьих компаний; те предпочитали более просторную и шумную Закатную бухту, чуть дальше от бухты Крушения по побережью. А эту еще детишками выбрали своим прибежищем Роберт и Джоан, и многие годы юные Эверарды — Клер в сопровождении верного старшего брата Поля — также с неустанным постоянством оказывались здесь в долгие, наполненные блаженной ленью и жгучим солнцем, уикэнды нескончаемого австралийского лета.
— Ну, давай! Или ты плавать разучился! — бросив сумку-холодильник и пляжные принадлежности, Поль поспешил избавиться от воскресного костюма — ему не терпелось утереть Роберту нос в водной стихии.
— Готов?
Обменявшись снисходительными улыбками, две женщины смотрели, как мужчины устремились по песчаному пляжу к морю с беспечностью прогуливающих уроки школьников.
— Я обставлю тебя!
— Кишка тонка, — доносил ветерок, а Клер и Джоан тем временем доставали полотенца, раскладывали матрасы и подушечки, расставляли сумки, пляжные зонты, закуски и напитки, как испокон веку делали это на морском берегу все женщины.